Позорный Хасавюртовский мир с сепаратистами и поражение в Первой чеченской войне нанесли тяжелый удар по России и ее армии, но позволили народу Чечни понять, кто на самом деле был его настоящим врагом

Повышенное внимание СМИ к паническому бегству американцев из Кабула отодвинуло на задний план 25-ю годовщину Хасавюртовских соглашений, заключенных 31 августа 1996 года тогдашним секретарем Совбеза РФ Александром Лебедем и "начальником штаба ВС ЧРИ" Асланом Масхадовым. Договоренность российских властей с сепаратистами, которой предшествовал захват ими Грозного, предусматривала прекращение боевых действий, вошедших в историю как Первая чеченская война, и начало поэтапного вывода Объединенной группировки войск, насчитывавшей к тому моменту свыше 90 тысяч солдат и офицеров. Столичный официоз называл соглашения с главарями боевиков "единственно возможным выходом из чеченского тупика", западные СМИ издевались над Москвой и прославляли "мужество героических свободолюбивых чеченцев, одержавших победу над оккупантами", сепаратисты ликовали, а военнослужащие федеральных войск бессильно скрежетали зубами, проклиная Лебедя и всю ельцинскую камарилью за то, что не дали добить бородатых упырей, раскатав Грозный по камешку, как предлагал генерал Пуликовский, и отомстив за погибших товарищей. В те дни я и сам, 23-летний старлей, прикомандированный к одной из частей СКВО на Ханкале, разделял этот общий порыв. Уже много позже пришла уверенность, что в тех условиях из Чечни нам надо было уходить – одержать окончательную победу армии бы просто не позволили свои же власти…

Зафиксированные подписью Лебедя в Хасавюрте итоги Первой чеченской были унизительными для огромной и некогда великой державы, которая не только обязалась убрать войска и выплатить контрибуцию (на канцелярите – профинансировать "восстановление разрушенного хозяйства республики"), но и де-факто признала независимость бандитского квази-государства, каковым была Чечня-Ичкерия. 

В сентябре 1996-го в российских СМИ царила эйфория. С плохо скрываемой радостью ведущие тогдашнего "рупора свободной мысли" – телеканала НТВ – под кадры с Лебедем, произносящим знаменитое "Хватит, навоевались!", рассказывали в эфире миллионам граждан опозоренной страны о "победе здоровых демократических сил" над некоей "партией войны". "Московский комсомолец", "Эхо Москвы", "Радио Свобода" и прочие либеральные "мурзилки", не стесняясь, восхищались мужеством "борцов за свободу" и предрекали наступление "эры мира и благоденствия" на Северном Кавказе, цитируя в подтверждение слова Масхадова, Яндарбиева, "чеченского Геббельса" Мовлади Удугова и других главарей ЧРИ.

В войсках, покидавших мятежную республику под вопли "Аллах Акбар!", стрельбу в воздух и злорадные ухмылки вчерашних врагов, царило уныние и апатия. Уверения СМИ и официальных лиц не могли никого обмануть – все понимали, что это поражение, причем не военное, а политическое, а Хасавюртовские соглашения открыто называли "предательством".

   

Масхадов и Лебедь подписывают Хасавюртовские соглашения

Его виновником не искушенные в политических интригах Кремля офицеры ОГВ называли "птицу мира" Александра Лебедя, незадолго до этого занявшего третье место в первом туре президентских выборов и призвавшего свой электорат поддержать во втором Ельцина в обмен на пост секретаря Совбеза и негласное обещание сделать преемником. Хасавюрт, который бывший герой Приднестровья рассчитывал использовать для выхода на новый уровень, наоборот, похоронил его перспективы как федерального политика. После заключения мира с ичкерийцами генерал стал не нужен Кремлю, его обвинили в подготовке госпереворота и быстро убрали с высокой должности…      

Исходно Генштаб и командование ОГВ планировали вывод войск поэтапно: к ноябрю мятежную республику должны были покинуть части, присланные из Забайкалья, Сибири, Поволжья и Центра России, затем – войска "местного" Северо-Кавказского округа. Две бригады – 205-я ОМСБр ("двести пьяная") от Минобороны и 101-я ОсБрОН внутренних войск МВД РФ ("вованы") – оставались в Чечне до 2001 года, когда по договору с сепаратистами предстояло окончательно определить статус Чечни. Это позволяло России и сберечь лицо, и сохранить рычаги влияния на новые власти Грозного.  

Однако тех, кто дирижировал процессом, в частности, тогдашнего "серого кардинала" Кремля и будущего лондонского эмигранта Березовского, такая медлительность военных не устраивала. Под окрики из Москвы вывод ускорили. Части получали приказ в течение суток свернуться, бросив то, что нельзя увезти, и покинуть расположение. Ежедневно "в Россию" уходили свежесформированные колонны, "железка" не справлялась с обилием эшелонов, вывозивших подбитую и неисправную технику.

Дисциплина падала, от безделья и безысходности люди зверели. Как-то в конце сентября командующий группировкой ночью экстренно собрал во дворе штаба командиров оставшихся частей, чтобы выяснить, "какая гнида запулила из ракетницы" ему в окно. Виновного не нашли.

Разбитая боевая техника на ж/д станции Ханкала

Вечерами офицеры угрюмо пили, пытаясь отрешиться от тоскливой действительности при помощи купленной у аборигенов паленой "слезы Дудаева" или осетинского контрафакта, доставляемого предприимчивыми вертолетчиками. У некоторых сдавали нервы: в сентябре на Ханкале произошло несколько самоубийств.

Местной достопримечательностью стал прибывший из Иркутска лейтенант-двухгодичник, которого по прихоти кадров прислали на Ханкалу в разгар вывода. Крепко перебрав в компании новых сослуживцев и обвинив их в "сдаче Грозного", он в одиночку отправился "освобождать" город, вооружившись двумя автоматами. Плохо ориентируясь в темноте и перепутав направление, летёха забрел на огороженный масксетями хоздвор. Не сумев найти выход и решив, что попал в окружение, он открыл беспорядочный огонь во все стороны, крича "Выходите, гады, всех положу!" Незадачливого "горе-освободителя" удалось скрутить, лишь когда у него иссяк боезапас. Чудом никто не пострадал.         

На летном поле аэродрома царил бардак: полупьяные расхристанные дембеля, которым выдали документы об увольнении прямо в Чечне, но при этом не отобрали оружия, штурмом брали транспортные вертолеты, отпихивая офицеров, пытавшихся их урезонить. Вопреки всем правилам, машины взлетали набитые как вагоны московского метро в час пик. Перед глазами до сих пор стоит картина: тяжелый камуфлированный Ми-26 ("корова") поднимает аппарель, уминая в своем чреве набившихся внутрь служивых, и, натужно вращая лопастями и ощутимо покачиваясь, медленно уходит в сторону Моздока – в те годы авиахаба ОГВ.

Огромный лагерь на Ханкале быстро пустел: ещё вчера здесь было расположение роты ОСНАЗ из Кемерово, а сегодня – это просто перепаханный колёсами и гусеницами голый участок местности. О том, что здесь совсем недавно стояла воинская часть, напоминают лишь колья с обрывками маскировки, полузасыпанные ямы и жухлая трава на месте палаток. Проходя мимо одного из таких свежих пустырей, майор из разведки 58-й армии, пинает валяющуюся на дороге драную "разгрузку", плюет себе под ноги и зло произносит: "Бежим, как врангелевцы из Крыма…", добавив несколько красноречивых непечатных эпитетов, ёмко передающих общее отношение к происходящему.

Офицеры ОГВ на Ханкале (сентябрь 1996)

Непросто пришлось прикомандированным офицерам, присланным в Чечню со всей страны. В сутолоке и спешке до них никому не было дела, и каждый решал вопрос собственной эвакуации, как мог. Кто-то, договорившись "за бутылку", подсаживался в забитый эшелон, который до границ Чечни тянул специальный бронепоезд. Кто-то, считая, что так будет быстрее, прорывались на "вертушку" до Моздока, чтобы оттуда уже улететь самолетом домой. Но там их ждала "засада": с начала октября почему-то борта больше недели не летали, и на аэродроме скопилось под две тысячи военных и гражданских. У многих не было ни денег, ни сухпая, а ночи становились все холоднее. В итоге "моздокская пробка" добавила попавшим в нее негатива в и так безрадостном восприятии действительности.

Уже через два месяца после Хасавюрта на Ханкале и в Северном не осталось никого, кроме 205-й и 101-й бригад, которые тоже там не задержались, уйдя из Чечни в конце декабря.

Конечно, осенью 1996-го не было того хаоса, который возник недавно в Кабуле, но тем, кто тогда покидал Чечню, это служит слабым утешением. Армия чувствовала себя обманутой и преданной. Офицеры дружно сокрушались, что "предатель" Лебедь дезавуировал "ультиматум Пуликовского", грозившего ударить по Грозному тяжелой артиллерией и авиацией, если боевики не сложат оружие в 48 часов. Впрочем, проблемы бы это все равно не решило.

Уже тогда многие понимали: войну проиграла не армия, а московские политиканы, сначала отправившие войска "усмирять мятеж", а потом сделавшие так, чтобы многократно разгромленные и почти добитые "сепары" почувствовали себя победителями.

Но "свобода и независимость", подаренные Чечне Ельциным, Лебедем, Березовским и прочими "героям вчерашних дней", чьи имена ныне давно и заслуженно забыты, не пошли на пользу ни мятежной республике, ни её народу. Лишившись общего врага, главари местных банд, став "генералами" и "министрами", принялись перераспределять сферы влияния, заодно сводя друг с другом старые счеты. Избранный после "победы" президентом Ичкерии Масхадов не мог контролировать ситуацию даже в Грозном и был вынужден назначить "вице-премьером" своего конкурента – отпетого головореза Басаева, тесно связанного с арабами. Бородатые бармалеи с Ближнего Востока быстро стали подлинными хозяевами Чечни, которая служила для них лишь плацдармом для развёртывания тотального джихада на всем Кавказе. Основой "экономики" ЧРИ конца 1990-х было воровство нефти, рэкет, фальшивомонетничество, доходным бизнесом стало похищение людей для получения выкупа.

Гнойный нарыв прорвался в августе 1999-го, когда уверовавшие в бессилие России и собственную безнаказанность интернациональные банды Басаева и Хаттаба вторглись в соседний Дагестан. Началась Вторая чеченская война. Но повторить предыдущий успех джихадистам не удалось, в т.ч. потому, что в Кремле были уже совсем другие люди. Но самое главное – за три года после Хасавюрта произошёл перелом в сознании самих чеченцев. Они поняли, что их враги вовсе не русские.   

И только ради этого нам в 1996-м действительно нужно было уйти из Чечни. Как ни парадоксально, вывод войск стал единственным способом сохранить республику в составе России. В тех условиях и с теми персонажами во власти, ничего толкового там бы не вышло. Армия была способна еще не раз разбить боевиков, загнав их в горы, но победить окончательно, пока местные жители смотрели на русских солдат как на оккупантов, не могла.

Понадобилось время, чтобы народ Чечни сам осознал последствия эксперимента с "независимостью". Вопреки усилиям тех, кто организовал в августе 1996-го сдачу Грозного, заключил "похабный мир" в Хасавюрте, а затем устроил позорный вывод войск, чеченский синдром, в отличие от афганского, не стал для России фатальным.