Всё началось 1 марта 1881 года, когда был убит Александр II. Отвечая на вопросы своего первого биографа Павла Бирюкова, Толстой отписал ему: "О том, как на меня подействовало 1-е марта, не могу ничего сказать определённого, особенного. Но суд над убийцами и готовящаяся казнь произвели на меня одно из самых сильных впечатлений моей жизни. Я не мог перестать думать о них, но не столько о них, сколько о тех, кто готовился участвовать в их убийстве, и особенно Александре III". 

В итоге граф пишет письмо царю. Первая фраза после обращения "Ваше Императорское Величество!" звучала так: "Я, ничтожный, не призванный и слабый, плохой человек, пишу письмо Русскому Императору и советую ему, что ему делать в самых сложных, трудных обстоятельствах, которые когда-либо бывали. Я чувствую, как это странно, неприлично, дерзко, и всё-таки пишу..."

И что должен подумать адресат, прочитав такое? "Кривляется, как Лев Толстой?" "Издевается?" "Уж не пародия ли он?" 
Просьба графа и впрямь была экстравагантной – не только не казнить цареубийц, но дать им денег и услать их "куда-нибудь в Америку". 

Взамен Толстой обещал царю, что он, "плохой верноподданный", "был бы собакой, рабом" его. Он бы "плакал от умиления, как я теперь плачу всякий раз, когда бы я слышал ваше имя…"

Толстой обращался к Александру III не как к царю, а как к человеку и мотивировал свою просьбу необходимостью следовать заповеди "Не убий!" 

Александр III не ответил графу, но "велел сказать графу Льву Николаевичу Толстому, что, если б покушение было на него самого, он мог бы помиловать, но убийц отца он не имеет права простить…"

За отказ миловать цареубийц Толстой назвал царя впоследствии "совсем глупым, жирным мешком". Этот отзыв граф планировал опубликовать в лондонской "Таймс", но великого писателя осадил его лондонский цензор Чертков.

Траектория правозащиты была задана. 6 мая 1903 года по приговору боевой организации партии социалистов-революционеров был убит уфимский губернатор Николай Модестович Богданович – "крайний реакционер", как говаривали о нем иные советские историки. 3 июня 1903 года граф отписывает из Ясной Поляны своей дочери Татьяне Сухотиной: "Как жаль, если нашли убийц Богдан[овича]".

Личный доктор Толстого Душан Маковицкий вспоминает, как в июне 1909 года Толстого чуть не довели до слез: "Почему же вы меня заставляете нападать на революционеров! [Это так нехорошо.] Я не хочу на них нападать…"

Выступая 18 мая 1907 года в Думе, добрый знакомец Толстого Михаил Стахович в речи своей привёл данные, согласно которым, с 1905 и до мая 1907 года левыми убито 6800 человек. Из них 270 значительных чиновников, прочие – разные должностные лица, кучера, городовые и т. д.

- Неужели так много? - спросил Толстой, покачивая головой.

Этим дело и ограничилось.

Власть же и её представителей человеколюбивый граф на дух не переносил. Однажды в декабре 1908 года Софья Андреевна, защищая в очередной раз от нападок мужа Петра Столыпина напомнила о покушении на премьера. На даче Столыпина прогремел мощный взрыв, в результате которого погибло двадцать шесть человек, а дочь главы российского правительства стала инвалидом. Толстой отозвался об этом так: "Когда дочь его изуродовали, именно тут он должен был быть кроток".

Граф был чувствителен, как тургеневская барышня. В 1907 году друг его семьи адвокат Муравьёв рассказал Толстому о суде над тремя злоумышленниками, готовившими покушения на Николая II. Одного из них защищал сам Муравьёв. Толстой спросил, как отнесся к их казни царь. А царь, по рассказам адвоката, будто бы засунул в карман телеграфное прошение о помиловании, т.е. сознательно допустил казнь.

О дальнейшем повествует все тот же Маковицкий: "Лев Николаевич был, мало сказать, тронут, но взволнован до глубины души. Я боялся, что с ним что-нибудь случится. Муравьев извинялся за сегодняшние сведения, так грустны..."

До конца жизни автор "Войны и мира" и "Анны Карениной" остро переживал казнь террориста Каракозова.

В мае 1906 года, граф снова вспомнил о Каракозове: "Нынче я в газете прочёл о смертной казни Каракозова, покушавшегося на жизнь Александра II. После 40 лет – первая смертная казнь в России. Какое это было страшное событие!"

Педантичному доктору Маковицкому мы обязаны и сведениями о реакции Льва Толстого на убийство в 1905 году великого князя Сергея Александровича: "Приехали Т. А.Кузминская, М.А.Эрдели и Александра Львовна. Привезли известие, что Сергей Александрович убит бомбой в 3 часа пополудни в Кремле. Убиты были Сергей Александрович, кучер и девочка, шедшая мимо.

В здании Судебных установлений выбиты все окна.

Александра Львовна при этом рассказала про студентов, с которыми ехала, как они радовались и говорили, что это начало революции.

Л.Н. был потрясён этим известием; видно было, что он прямо физически страдал, говорил:

- Что же, после убийства Александра II лучше стало? Есть и были Треповы, которые вынюхают, засадят, перевешают участников убийства. "Ужасная вещь!" - восклицал он несколько раз в разговоре с Софьей Андреевной…"

Да не подумает читатель, что граф пришел в ужас от гибели оказавшейся на месте теракта девочки.

В 1907 году Толстой разразился очередной программной статьей под названием "Не убий никого". В ней были и такие строки: "Во многих отношениях положение русского народа подобно тому, в каком были европейские народы сто лет назад, но во многом положение это и совсем иное. Подобно оно тем, что русский народ теперь, так же как и тогда европейские народы, в своем огромном большинстве, понял, что та вера, которой его обучали, в троицу, рай и ад, таинства, иконы, мощи, посты, молитвы, вера в святость и величие царя и обязанность повиновения властям, вера, совместимая с убийствами и всякого рода насилиями, не есть вера, а только подобие её, и в последнее время с необыкновенной быстротой и легкостью освобождается как от ложной религиозной веры, так и от еще более безосновной веры в благодетельность, необходимость царской и вообще правительственной власти…"

Так "не убий" легко оборачивалось под пером графа в "убей их!" Именно так поняла эту статью публика, на что, собственно, и был расчёт.