Пока в армии не будет решительно преобразована организация работы со СМИ, никакие курсы и вузы не помогут решить проблему нормального информирования общества о том, что происходит на фронте

СВО со всей очевидностью показала не только мужество и отвагу русских воинов, но и обнажила ряд просчетов, допущенных при подготовке к серьезному длительному противостоянию натовской военной машине, развернутой на территории бывшей УССР. Некоторые из них – недостаточное число БПЛА, проблемы в обеспечении воюющих частей данными космической разведки, мягко говоря, хромающая система мобилизационного развертывания – объективны и очевидны всем, некоторые понятны только профессионалам. Беда в том, что они видят проблему только со своего ракурса, предлагая решение на основе собственного понимания сути вопроса в отрыве от общего контекста. Так, по мнению некоторых уважаемых (без иронии) людей, сегодня российская армия ощущает серьезную нехватку не только беспилотников, разведывательных спутников, высокоточных боеприпасов для артсистем и приличной амуниции, но и таких, прямо скажем, специфических кадров, как военкоры. Во всяком случае, в этом уверен не нуждающийся в представлениях известный тележурналист Александр Сладков – человек, безусловно, заслуженный, и искренний патриот, который предлагает создать в системе Минобороны отдельный вуз для военкоров, взяв за образец существовавшее в СССР Львовское высшее военно-политическое училище. Вот только боюсь, проблемы это не решит, т.к. заходит на нее Александр Валерьевич, как представляется, не с того конца, где она лежит…  

Со Сладковым мы знакомы достаточно давно, не раз встречались в Чечне и Абхазии. В свое время Александр приглашал меня в программу на радио "Шинель", а в его копилке видеороликов имеется и моя, ошалевшая после ранения, физиономия. Мы не закадычные друзья, но относимся друг к другу с должным уважением, и этого, полагаю, достаточно для доброго и откровенного диалога.

Насколько знаю, Александр идею подготовки специалистов для военной фронтовой журналистики вынашивал давно, и, как оказывается, уже приступил к делу.

Как следует из его недавних постов, в свое время Александр Сладков по инициативе декана журфака МГУ Елены Вартановой участвовал в создании курса экстремальной журналистики:

"Елена Леонидовна была инициатором создания курса, я и полковник управления информации МО Геннадий Дзюба помогали создавать этот курс. Помимо принципов работы на войне, курс давал теорию о работе репортёров при освещении катаклизмов, техногенных катастроф, контртеррористических операций, массовых беспорядков. Опыт такой работы МГУ имеет, и он активно распространял его среди журфаков государственных университетов России. Я сам читал лекции на Моховой, 9, проводил коллоквиумы. Это была факультативная форма обучения".

Но "коллоквиумы и факультативы" для профессионала своего дела – убогий паллиатив, и Сладков предлагает действительно грандиозный проект, способный, по его мнению, решить проблему:

"Что касается подготовки профессиональных военных корреспондентов, речь должна идти не о нынешнем факультете Гуманитарного университета Минобороны России [видимо, имеется в виду Военный университет МО РФ – прим. Нарполита], а о создании отдельного высшего военного училища военкоров, с факультетами ВДВ и СпН, ВКС, сухопутных войск, ВМФ. Коль скоро мы нуждаемся в профессиональном информационном обеспечении ВС РФ, мы должны отнестись к этому со всей серьёзностью".

Александр считает, что придумывать что-то новое не нужно, достаточно лишь взять и адаптировать к современности старый проверенный советский опыт.

"Напоминаю: во времена СССР у нас было такое легендарное Львовское училище – офицерское училище военкоров. Ведь у нас есть отдельное училище для десантников в Рязани, есть отдельное училище для начальников служб физической подготовки. А для военкоров нет. Плохо".

Я запомнил этот посыл, и время от времени к написанному Сладковым возвращался – было интересно, как журналистское сообщество отреагирует на заданные им вопросы. Прошла неделя, другая… За это время ряд изданий попросту перепечатали текст Сладкова, кто-то написал свои комментарии на его страничке в ВК. Вроде бы и всё…

Почему же у меня не выходит из головы эта небольшая, но яркая петиция коллеги по цеху? Может, потому, что мне, как выпускнику Львовского ВВПУ, небезразлична и судьба действительно прославленного в свое время училища, и военная журналистика вообще? Попробую разобраться.

"Легендарное Львовское училище"… Да, наша "бурса" была довольно необычная. Хотя бы потому, что ЛВВПУ готовило военных журналистов для всего социалистического блока. У нас учились представители 23 стран! И когда проходило первенство ЛВВПУ по футболу, турнирная таблица выглядела как на чемпионате мира – Мозамбик играл против ЧССР, Куба – против Монголии, Афганистан бился с Анголой, наши разносили Эфиопию…

Готовили нас действительно неплохо, и выходили мы в жизнь закаленными и смышлеными. Порой излишне. Оттого, наверное, по прошествии времени среди бывших "львовян" много, кого можно было обнаружить, помимо, собственно, журналистов или культпросветработников, коих там тоже готовили, причем даже в большем количестве. Бандиты и начальники областных УВД, министры и депутаты, полковники спецназов и даже японские шпионы. Диапазон широчайший.

Но училища давно нет, и что мы теперь имеем? "Незаметных", по мнению Сладкова, выпускников Военного университета и журфак МГУ? Серо и негусто.

Начнем с журфака МГУ. Честно, не в курсе, какой "опыт обучения и подготовки военных журналистов" имеет госпожа Вартанова, но судя по травле студента, осмелившегося публично заявить о своей поддержке Российской армии на Донбассе, которую с удовольствие организовали ее подопечные, подход у нее весьма специфический. И я, например, как-то не очень представляют, как эти ребята, даже после факультатива и коллоквиумов, где Сладков обучал их разным трюкам журналистского ремесла, прибывают в зону боевых действий и там общаются с бойцами, командирами, уходят с ними на операции… А самое главное – что они напишут по возвращении? "Смерть русским оккупантам" или "Свободу Украине"? Наверное, так…

Что касается ЛВВПУ 2.0… При всем уважении к Александру Сладкову я с изрядной долей скепсиса отношусь к реинкарнации нашей alma mater. Постараюсь объяснить.

Военные (т.е. военнослужащие, носящие офицерские звания) журналисты востребованы тогда, когда есть много военных СМИ. К примеру, когда мы заканчивали училище, армейская пресса состояла из более чем 200 дивизионных и армейских газет, 20 с гаком редакций газет округов, флотов и групп войск, а также центральной прессы, которую представляли 23 (!) издания, в т.ч. некогда легендарная "Красная звезда", журналы "Советский воин", "Коммунист Вооруженных сил", "Знаменосец", "Зарубежное военное обозрение", "Военно-исторический" и т.д.

А что сегодня? Как сообщает нам сайт российского оборонного ведомства:

"В настоящий момент Министерство обороны России не только рассказывает о российской армии в теле- и радиоэфире, но и выпускает более 20 периодических печатных изданий".

20 периодических изданий против свыше 250, соотношение 1 к 13. Так сколько теперь требуется военных журналистов? Похоже, нисколько.

И дело не только в том, что в результате "оптимизаций" и "реформ" сотни редакций военных газет пустили под нож. Думающий военный журналист, профессионал, нашей современной армии не нужен – вот, в чем беда. Кто сегодня на слуху из репортеров войны? Спецкоры ВГТРК, "Комсомолки", различных интернет-ресурсов, таких, как, скажем, "Газета.ру". А где собственно армейские журналисты, сотрудники уцелевших двух десятков "периодических печатных изданий"? Мы их не видим и не слышим.

Но самый большой парадокс заключается в том, что эта тишина происходит не потому, что военные редакции безынициативные – их сотрудников попросту в войска не пускают. В советские времена военный журналист был достаточно независимой (по армейским меркам, конечно) фигурой. Вмешиваться в работу редакции, скажем, окружной газеты мог только командующий или член военного совета, т.е. главный политрук в звании генерал-лейтенанта, и то, если для этого были серьезные основания.

Сегодня же редакцией рулит пресс-служба. То есть, какой-то клерк в погонах, не имеющий не то что профильного образования, а вообще до назначения в эту "епархию", даже представления о том, как работают СМИ, решает, пущать журналиста – причем, не стороннего, а своего, военного – в часть, или нет. Но даже если его милость соблаговолила "пущать", то еще надо столько заявок оформить и отправить – с ума сойдешь! И даже если доберешься до части, не факт, что сможешь спокойно собирать материал – герою твоего будущего очерка, статьи или интервью та же пресс-служба через командира может просто запретить "общение с прессой".

И это не сегодня началось. Мой однокашник, старинный товарищ и брат, в прошлом журналист популярнейшего "Московского комсомольца", рассказывал, как приехав в 1995-м в командировку в Чечню, отправился в местный пресс-центр. Полагал, что ему повезло – все же руководил этой "важной структурой" наш сокурсник. Неужто не порадеет тому, с кем 4 года вместе учились, ходили в патрули и караулы?! Не порадел…

Начальник пресс-службы группировки долго кряхтел, мялся, куда-то звонил, а потом объявил: мол, ни вертушка никуда не летит, ни колонна не идет. Придется, подождать денек-другой, а там, глядишь, что-нибудь и нарисуется.

Ну, нет – так нет. Мой товарищ уже было ушел, но, выходя из кабинета, замешкался, и через фанерную дверку услышал бодрый доклад руководителя пресс-центра командующему группировкой: так, мол, и так – предотвратил проникновение корреспондента "МК" в войска. Рад стараться…

А теперь вопрос: для чего этот офицер вешал лапшу на уши однокашнику? Он что, действительно, переживал, как бы тот не накопал бы чего не надо? Конечно, нет! Глава пресс-службы просто выслуживался, зная об отношении высокого начальства к прессе.   

Но это – его личное дело. В конце концов, каждый зарабатывает на хлеб новую звездочку на погон, как умеет. Главное в том, что командованию не нужны никакие журналисты – ни военные, ни гражданские.

За прошедшие с тех пор четверть века ничего в плане отношения не изменилось. Всем, что связано со СМИ, в армии по-прежнему рулят пресс-службы. 

Что мы сегодня видим на площадке информационного обеспечения со стороны Минобороны? Не мигающие за стеклами очков глаза генерал-лейтенанта Конашенкова, который по утрам считывает с телесуфлера какую-то малопонятную абракадабру? И эту демонстрацию способности к воспроизведению текста голосом пресс-служба ведомства громко называет "брифингом".

Когда в новостях показывают фрагмент общения американского коллеги Конашенкова, спикера Пентагона отставного контр-адмирала Джона Кирби, я понимаю: это брифинг. Потому, что Кирби гнет свою линию при любом раскладе, видно, что он владеет ситуацией, рулит журналистской аудиторией, не боясь ее вопросов и реплик. Что придает ему уверенности? Во-первых, реальная морская служба на фрегате и авианосце, а также исполнение обязанностей представителя командования 2-го флота ВМС США. Во-вторых, Джон Кирби не только получил степень бакалавра истории и магистра в области международных отношений в гражданских университетах, но и прошел полный курс обучения по программе национальной безопасности и стратегических исследований в Военно-морском колледже. И только после всего этого стал официальным представителем МО США.

А теперь посмотрите бэкграунд генерала Конашенкова. После срочной окончил инженерный факультет Житомирского высшего командного военного училища радиоэлектроники ПВО, затем сразу же был направлен на службу в главкомат ПВО страны. Заочно окончил Военную командную академию противовоздушной обороны имени маршала Жукова. После этого на протяжении 24 лет безвылазная "служба" в структурах Минобороны по борьбе взаимодействию с прессой. Выводы об уровне профессионализма и кругозоре делайте сами.

И еще одно наблюдение… Многие гражданские журналисты воспринимают командировку в район боевых действий, как некое сафари. Разве что пострелять нельзя. А так – кругом грязные бэхи, чадящие армейские грузовики, закопченные палатки, суровые воины… Романтика!

Можно, замирая от внутреннего восторга, залезть в танк и даже прокатиться на нем, почавкать с бойцами из котелка нехитрого варева, а потом, вернувшись, в московской компании небрежно бросить: мол, когда я был в Чечне (Осетии, Сирии, на Донбассе и т.д.)… И вызвав мгновенный интерес присутствующих дам и зависть их цивильных кавалеров, в образе "старого солдата, не знающего слов любви" скупо отвечать на град сыплющихся со всех сторон глупых вопросов "а там было страшно?", "приходилось стрелять?", "как на войне вообще люди живут?", "что почувствовал, когда увидел убитого?" и пр.  

Характерный диалог произошел в Чечне, когда съемочная группа одного известного тележурналиста с главного госканала оказалась в расположении части ВДВ. Десантники – гостеприимные люди, угостили, чем могли. После того, как сюжет был отснят, за прощальной "кружкой чая" столичный гость с видом бывалого человека высказался в том смысле, что, дескать, побывали мы здесь в разных переделках… На что капитан-десантник не выдержал: "Да, ни … [непечатно – прим. Нарполита] вы не побывали! Приехали, покрутились и уехали! Вот и вся ваша работа!"

А война – это не сафари. Это грязь (в самом прямом смысле), кровь и пуля, которая не выбирает. Что же касается военной журналистики – это не только готовность отправиться с бойцами на выполнение боевой задачи, не только яркий репортаж или зарисовочка. Главное здесь, как мне думается, это все же способность и выработанное умение анализировать состояние дел в конкретном подразделении, а также разглядеть тенденции в таких "скучных" для гражданской публики вещах, как обеспечение боя, проведение марша, подготовка к обороне или наступлению. Разглядеть – и доступным, грамотным языком рассказать (естественно, с учетом понятных ограничений и табу) это широкой аудитории.

А чтобы просто ловить хайп, пересказывая услышанное по "слонячьему радио", особой подготовки не надо…