Что Людовик XVI мог бы подсказать сегодняшней российской власти
"Благодарность – привилегия высших сословий. История учит: низшие умеют лишь хотеть, брать и снова желать большего. Но не приведи Господь последовать за желаниями низших", – писал французский экономист и философ Тюрго, предостерегая своего правителя. Но этот правитель пошёл по другому пути. Он создавал новые органы управления, соглашался с реформами, назначал новых министров, преследовал проворовавшихся, терпел армию обнаглевших писак, оскорбляющих его и его близких…
Он показывал пример трудолюбия и воздержания, а если требовалось, то твёрдости и воли. Всегда сам проводил важные заседания, встречи с министрами и генералами, внимательно слушал, последнее слово оставляя за собой.
Он являл собою пример неприхотливости и не строил для себя новых дворцов, не отделывал покоев, не скупал драгоценности и произведения искусства.
Он умел и много работал руками, и всегда сам убирал за собой в мастерских, сам трудился с садовниками, косил траву, подстригал кусты.
Он умел говорить с людьми разных слоев и сословий, и никогда не чуждался такого общения. И строго наказывал тех министров и даже членов своей семьи, кто позволял себе небрежные, непродуманные высказывания по отношению к простолюдинам, - особенно если это были слова лица, наделённого властью, и если задевали они то, что он называл "честью простолюдина".
Было у него два серьезных недостатка. Первый – некая внешняя податливость. Однако при близком знакомстве становилось очевидно: он, скорее, играет в эту "мягкость", да и то лишь в мелочах. Второй недостаток, который он сам признавал за собой – отсутствие глубокого, разностороннего образования. Но он был умён, и знал, как справиться с тем, что не в состоянии исправить. Он изживал из управления государством людей, которые, подобно ему самому, не получили должного образования и воспитания, и заменял их профессионалами или же личностями самобытными, оригинальными, способными на неординарные решения. Он словно предчувствовал, что такие решения грядут, потому что иначе – конец всему. Государству. Ему. Его семье. Конец тому миру, который он ещё надеялся сохранить.
...Я решила написать о личности и главной ошибке, совершённой королем Людовиком XVI, в связи с недавней новостью: российская власть что-то пробормотала о грядущей коренной реформе ЖКХ в плане снижения тарифов в два раза. Перед этим появлялись и другие заявления о различных "послаблениях" для народа. Видимо, власть надеется, что массы это оценят. Людовик XVI в конце своего правления делал то же самое. Под напором народного негодования он постепенно ослаблял тиски, в которые зажал Францию король-солнце Людовик XIV, сказавший о себе: "Государство – это я".
Но власть вечно прогуливает уроки истории…
Началом Великой французской революции почти единодушно признан не хрестоматийный штурм Бастилии 14 июля 1789-го, а цепочка событий 1788 года – от засухи и чудовищного града, убившего остатки урожая и мелкую крестьянскую живность, до нерешительности одного человека. Нет, не короля, а финансиста – Жака Неккера, королевского контролёра финансов, которому ещё доверяли в народе, но люто ненавидели в среде аристократии и духовенства.
Именно Неккер в паре с Людовиком XVI и начал цепочку послаблений. Одно из них - согласие созвать Генеральные штаты - было для монархии просто губительным. Хотя Генеральные штаты созывались и в прежние века, но тогда централизованное государство во Франции только крепло. В состоянии же Франции на конец XVIII века это было, как если бы сейчас российская власть согласилась провести референдум о согласии или несогласии народа с современным общественным строем.
Неккер ещё и настоял на том, чтобы "третье сословие" было представлено в двойном числе против двух первых – духовенства и дворянства.
Разжав тиски абсолютизма даже таким половинчатым способом, монарх и его министр сделали то, что сам Неккер назвал "пробуждением джина". Теперь оставалось последнее: проснувшегося мятежного духа нужно было выпустить на свет Божий, то есть, согласиться на последнее "послабление" – сделать голосование не сословным, а поголовным. В ситуации 1788-1789 годов во Франции это было, как если бы сейчас провести общероссийский референдум без "посредников" в виде непрозрачных избирательных структур, а устроить голосование на заводах, фабриках, научных институтах и шахтах. Напрямую, без участия власти. Результат предсказуем.
Предсказуемым и очевидным был результат согласия на поголовное голосование и Людовику XVI, и самому Неккеру. Это был бы последний шаг к революции, который сама же власть и совершит...
"Ваше величество, зажать в железный кулак всё, что ещё Вам предано или отпустить всё. Самый худший путь – уступки и послабления... Но мы пошли по нему… И мы зашли слишком далеко. Дальше тишина", – эти слова Жака Неккера объясняют не только его понимание революционной ситуации, но и решение не соглашаться на поголовное голосование. Для Неккера, как и для Людовика XVI, перемена общественного строя означала бы личный крах. В новом мире места им не было…
"Вы лучший из королей, которых знала Франция. Вы слишком хороши для этой взбесившейся толпы, именуемой народом и заслуживающей лишь картечи", – писал герцог Брауншвейгский Людовику XVI весной 1792 года.
Ответ Людовика был следующим:
"Вопрос уже не в том, хорош я или плох, и хотят ли они другого короля… Если бы народ хотел другого короля, то помогла бы картечь. Но народ не хочет другого короля – народ не хочет короля. Этого положения пушками не исправить…"
Ленинское "низы не хотят, а верхи не могут" в предреволюционной Франции очень напоминает наши дни в России.
Но власть вечно прогуливает уроки истории...