Тесен был императорский "двор" – от "княжны Таракановой" до Емельяна Пугачёва
Это история о том, как отсутствие честолюбия у отца защитило его дочь от несчастливой и опасной судьбы. А в противном случае и весь конец бурного XVIII века мог бы сложиться в России по-иному. Начиналась история стандартно, как многие истории подобного рода. Юный красавец камер-паж, влюблённый в юную красавицу графиню, был своими амбициозными родственниками-царедворцами выставлен «пред светлы очи» сорокалетней императрицы, и та на него, как теперь выражаются, "запала"...
Паж был произведён в камер-юнкеры и затребован на все балы, ассамблеи и прочие увеселения двора. Влюблённая пара посопротивлялась было судьбе – состоялась даже их тайная помолвка, а после и любовное свидание, закончившееся беременностью девицы.
Но дело, впрочем, было уже не в судьбе, а в самой личности молодого человека. Его ум и принципы сопротивлялись роли фаворита, но… сердцу не прикажешь. Зрелая, умная, страстная императрица Елизавета Петровна была ещё и талантлива, не похожа ни на одну из женщин. Она была подлинной дочерью своего отца, великого реформатора России. Только подобная женщина и могла завоевать этого с виду такого скромного "сурьёзника", как его называли при дворе, уже формировавшегося в одну из самых оригинальных личностей XVIII века.
Иван Иванович Шувалов не нуждается в представлении, равно как и императрица Елизавета Петровна. Ну, а ту юную графиню, с которой Шувалов, будучи восемнадцати лет от роду, был помолвлен, звали Мария Нарышкина. Она - родная сестра друга Шувалова, знаменитого острослова Лёвушки Нарышкина.
Елизавета Петровна, всё прознавшая, выдала Машу замуж, но та сумела отомстить государыне, родив от Шувалова дочь (и назвав Лизою), то есть, сделала то, чего не могла сама Елизавета. Императрица нанесла ответный удар, взяв от матери дитя и отдав отцу… А через пять лет Маша умерла от чахотки.
Точно тенью скользнула эта несчастная по жизни Ивана Шувалова, оставив в его сердце незаживающую рану, разъедаемую с годами угрызениями совести.
А теперь представьте себе, какие слухи породила эта история! Хотя роман Шувалова с Марией Нарышкиной Елизавета настрого приказала скрывать, как и происхождение девочки Лизы, которая жила в доме фаворита.
А как эти слухи и домыслы стали расползаться по Европе, когда после воцарения Екатерины Шувалов отправился в длительное путешествие за границу, взяв с собой подрастающую дочь! Поляки, англичане, шведы, итальянцы, французы – кто только не крутился возле Шувалова, ища подступы к его тайне; чьи только агенты ни втерлись в окружении его…
Как сумел этот отец оберечь свою дочь, защитить её, самой судьбой точно уготованную для самозванства в образе кровной дочери российской императрицы, от видов на неё всех противников власти Екатерины Второй? Сумел. Уберёг.
Поступил он следующим образом: купил своей Лизе графский титул в Европе и выдал замуж за английского лорда. Причём, по взаимной любви. Молодой муж увёз жену в свое имение в графстве Суссекс, обзавёлся двумя сыновьями и дочкой, и только через несколько лет, в 1775 году, супруги вернулись в Лондон, ко двору. Вернулись, когда уже отыграла свою роль другая "Елизавета" – самозванная дочь Елизаветы Петровны – печально известная "княжна Тараканова". Страсти улеглись, шпионы отступили…
На Руси бушевал тогда другой самозванец – лже-Пётр Третий – Емельян Пугачёв.
Когда отловили Емельяна и привезли в Москву, то сняли с его груди крест, а вместе с крестом и золотой медальон. Допрашивавший его Петр Панин был поражён: в этом медальоне, под портретом пятилетнего Павла лежала прядка белокурых волос, состриженная с его головы ещё во младенчестве Елизаветой.
Портреты цесаревича носили на груди многие вельможи. Под Оренбургом, должно быть, мятежники и захватили один такой, а разбойник его на себя и повесил, - решил Панин. Если бы не волосы… Тем медальоном Елизавета особенно дорожила, почитая своего рода "оберегом" здоровья и жизни любимого внука.
Как попал медальон к самозваному императору, так и осталось тайной, одной из тех малых тайн, из которых вырастает великая загадка русского бунта.