Чем пир отличается от пьянки
"Русский – значит, пьяный". Этот тезис провозглашают не только наши враги. Мы и сами себе при случае его обязательно припоминаем. В любой поддатой компании так прямо и скажут "А ты чо не пьёшь – не русский, што ли"? Если градус ещё не очень высок, то вспомнят и фронтовые сто грамм, и Петра Первого, и, в конце концов, слова святого князя Владимира: "Руси веселье питье, не можем без того быти…" Он сказал эти слова неким проповедникам, объясняя, почему не желает принимать магометанство. В общем, общенациональная идея: "Русский – значит, должен пить". И настолько русский человек алкоголик, что даже религию себе выбирал по принципу "можно ли в ней бухать".
Во многих европейских языках состояние пьяного человека имеет свое особое определение, например, в греческом "пью" – это не состояние опьянения. В латыни пить это "bibo", а пьянство – "ebrietas". В английском пить – "drink", пьянство – "inebriety". В немецком пить – "trinken" а пьянствовать – "saufen". Хотя есть и синонимы, важно существование отдельного слова, именно определения для алкогольного опьянения.
А теперь русский язык. В языке "урожденных алкоголиков", оказывается, нет отдельного слова для состояния опьянения. Опьянение – это "опиянение". То есть опился человек.
На Руси состояние опьянения было настолько неважным, что для него не было даже собственного слова. Да, сейчас есть жаргонные "бухой", "в стельку", "нажрался" и прочее, но сама современность этих жаргонизмов доказывает, что лишь недавно появилось явление, которое потребовало отдельного слова для определения и отделения от других состояний. А в старину на Руси его не было, поэтому и слова для него не нужно было.
И в этом аспекте слова святого князя Владимира, - хотя он ещё был язычником, когда говорил их, - имеют несколько иной смысл. Это не признание пьянства, как сути русского человека, это отвержение его. Святой Владимир как бы следующее говорит: "Это вам, агарянам, запрещено пить, потому что вы привыкли упиваться до скотского состояния, и если вам не запрещать, то не останется даже вида человека. А у нас на Руси пьют не для опьянения, а для того, чтобы вместе веселиться…"
В пользу именно такого смысла говорит то, что на Руси традиционный хмельной напиток – не вино и не водка, а мёд (современная "медовуха", впрочем, к древнему мёду имеет мало отношения). Его физиологическое действие действительно отличается от вина и водки тем, что, по отзывам "испытателей", сохраняется ясность ума, и человек не осознает своего опьянения, которое проявляется только приливом веселья, да ещё "ноги отказывают".
Любопытна в этом отношении книга 1648 года "Обиходник столовый", которая представляет собой своеобразное меню Московского Новоспасского монастыря, трапезу монахов, нищих и трудников при архимандрите Никоне – будущем великом патриархе. В конце книги находится повеление Никона не пускать никаких хмельных напитков в монастырь, однако на трапезе в праздничные дни предписано ставить заздравную чашу мёда.
Содержание алкоголя в этом мёде было таким, что ни о каком тяжёлом состоянии опьянения и речи идти не могло.
Ну, а какие ассоциации вызывает слово "пир"? Нечто торжественное, светлое, весёлое, где много всякой вкусной еды и выпивки. И, главное, много людей. Так что "пир" – это не характеристика трапезы, это характеристика общества. "Был на пиру" – значит, был в большом обществе. Два, три или пять человек – это не "пир"…
Есть ли в такой компании тела в бесчувственном состоянии и тяжкое похмелье на другой день?
Нет, для этого существует слово "пьянка". Вот на пьянке хотя и есть веселье, но непотребное, заканчивающееся драками и оскорблениями, в нем нет ничего торжественного, а про еду и речь не идёт. А между тем, "пьянка" и "пир" не просто однотипные слова. Это существительные, образованные от глагола "пить" только разными суффиксами. И разными людьми. "Пьянка" придумана нами, а "пир" – нашими предками.
Царь может устроить пир по поводу любого события – венчания на царство, победы над врагом – оставаясь при этом царём; но царь не устроит пьянку, словно низводя себя с трона и ввергая в грязь вместе с подданными. Не пьянство в душе русского человека, а его общение с друзьями. Увы, это общение сейчас почти всегда заканчивается именно тяжким мефистофелевским опьянением. Но вина в нём не на князе Владимире и даже не на чужих для Руси водке и вине. Вина, в том числе, и на нелепой мысли: "Русский – значит, пьяный".