Врать о своих мнимых подвигах в годы Второй мировой войны любили не только польские военачальники, вроде генерала Андерса, но и их подчиненные. Как с такими "героями" Польша вообще умудрилась потерпеть поражение в 1939-м?

Помните весьма популярный у нас в 1970-е польский черно-белый сериал "Четыре танкиста и собака"? Постановка по одноименной повести Януша Пшимановского вызывала восторг у миллионов, особенно у детворы. Правда, после ее просмотра возникало стойкое ощущение, что решающий вклад в разгром гитлеровцев внёс экипаж танка Rudy, а советские солдаты ему лишь помогали. А ведь фильм снимали люди, лояльные к Советскому Союзу и русским, но даже они не удержались от того, чтобы, мягко говоря, преувеличить и приукрасить роль своих земляков во Второй мировой. Увы, хвастовство и бахвальство – одна из черт польского национального характера. Но если создатели "Четырех танкистов" хотя бы старались держать себя в рамках, понимая, что их произведение будут смотреть в СССР, то мемуаристы из числа польских антисоветчиков таких ограничений не имели. Эти врали о своих мнимых подвигах задним числом так, что барон Мюнхгаузен обзавидовался, ни мало ни заботясь о том, чтобы придать своим россказням хотя бы видимость правдоподобия. В прошлый раз мы рассказали о том, что написал в своих "мемуарах" генерал Владислав Андерс, сегодня же поведаем о "былинных подвигах" персонажа рангом пониже…

Итак, знакомьтесь – подпоручик Стефан Газел. Выходец из обедневшей шляхетской семьи, потерял отца на фронтах Первой мировой. Мать хотела, чтобы он стал священником, но Стефан предпочел уйти добровольцем в армию, прошел офицерские курсы войск связи и был назначен в подразделение радиоперехвата, служа в котором совершал разведывательные вылазки на советскую территорию.

Уволившись, подался в моряки, чтобы посмотреть мир. Плавал по морям-океанам радистом, пока не началась война. Газела призвали, но подраться плечом к плечу с товарищами с врагами Польши ему особо не удалось – она быстро капитулировала. Но лихой подпоручик не смирился с поражением и продолжил личную войну с ненавистными немцами и русскими.

О том, как "это было", Газел затем рассказал в мемуарах "Убить, чтобы жить. Польский офицер между советским молотом и нацистской наковальней", которые были изданы в Лондоне в 1958-м. Как следует из его воспоминаний, фирменной "фишкой" Газела было истребление врагов холодным оружием, сельхозинвентарем или вовсе голыми руками:

"На меня прыгнул сверху еще один немец, но он, видимо, не ожидал, что я нагнусь, и промахнулся. Револьвер был пуст, и, не долго думая, я схватил вилы и ткнул ему в живот, когда он бросился на меня. Он охнул и рухнул на пол. Я выдернул вилы и стал наносить ему удары ими до тех пор, пока он не перестал подавать признаков жизни".

Во Львове он вместе со своей ротой сдался в плен Красной Армии. Бежал из плена через несколько дней:

"Я стер с лица грязь, протер глаза и, осмотревшись вокруг, увидел охранника … времени мне хватило, чтобы выбраться из лаза и схватить его за горло. Подергавшись несколько мгновений, он неожиданно затих".

После побега повстречал Стефан Газел остатки польского кавалерийского полка. Выделили ему кобылу Ведьму, дали саблю и поскакал он вместе с новыми сподвижниками рубить немецкую колонну:

"Я увидел прицелившегося в меня немца, но тут кто-то разрубил его саблей. Передо мной, размахивая руками, выскочил еще один немец; стальной шлем висел у него за спиной. Подлетев к нему, я ударил его саблей по голове, прямо по мелькнувшей передо мной лысине. Я раскроил ему череп, и он рухнул на землю".

Вот такие боевитые в Польше связисты – моментально осваивают кавалерийскую премудрость, ловко сидят в седле и отменно владеют клинком. Правда, конный поход получился недолгим – отряд, где так лихо дебютировал Газел, разбили.

Но на этом подвиги отважного подпоручика не закончились. Добравшись до Варшавы, он нашел себе боевую подругу – Янину, и принялись они вместе немцев уничтожать. Девушка заманивала оккупантов в ловушку, где их уже ждал польский Рэмбо:

"Немец шагнул в комнату, и я ударил его дубинкой по голове. Он беззвучно упал на пол… Я стал наносить удары кинжалом. Один... другой... третий... Немецкий солдат несколько раз дернулся и затих. Он был мертв… уже на следующий день мы убили еще одного немца. Следующей ночью еще одного. Пока нам все сходило с рук. Тела покоились на дне реки; ничего не подозревавшие немцы не устраивали облав… В течение одиннадцати ночей мы убивали немцев и спускали их в реку".

Да разве после стольких убийств своих солдат и офицеров глупые немцы могли хоть что-то нехорошее заподозрить, раз тела на дне реки покоились?

Так бы Стефан с Яниной и продолжали уничтожать гитлеровцев в Варшаве, если бы не досадная оплошность. Нёс как-то наш герой два ведра воды, а тут навстречу патруль: "Немец указал на лейтенантскую звезду на моем плече. И только тут я сообразил, что на мне шинель".

Вот незадача. Как в анекдоте про Штирлица, в котором что-то неуловимое выдавало советского разведчика - то ли буденовка, лихо сдвинутая набекрень, то ли парашют, который волочился за ним по всему городу... Но гитлеровцы явно не на того напали. Газел их одолел тем, что было под рукой:

"Недолго думая, ударил одним ведром по пистолету, второе швырнул в лицо стоявшего передо мной солдата и бросился во двор. Все было проделано так быстро, что немцы даже не успели открыть огонь".

Однако дальше оставаться в Варшаве было опасно (в офицерской-то шинели разгуливая). Оставив Янину, Газел решил перебраться в Венгрию. В качестве транспорта выбрал грузовой состав, но был обнаружен бдительным охранником, усмотревшим движение под брезентом на одной из платформ. Поляк и тут не сплоховал:  

"Недолго думая, я откинул брезент и сильно ударил его ногой в лицо. Немца откинуло назад, но он не отпустил край платформы, судорожно цепляясь за нее пальцами, и попытался подтянуться… Я снова ударил его ногой, обутой в тяжелый лыжный ботинок, но он по-прежнему не разжимал пальцы, вцепившиеся в платформу. Я с ожесточением наносил ему удары до тех пор, пока он не разжал пальцы. Свалившись, он попытался удержаться на буфере, но через несколько мгновений со страшным криком упал под колеса идущего на большой скорости поезда".

Никто, естественно, ничего не заметил, и Газел благополучно добрался до Закарпатья, попутно вместе с неким Сташеком расправившись с украинскими крестьянами, пытавшимися выдать их бандеровцам. Естественно, кинжалом и вилами.  

Потом были и другие "подвиги", уже в 1940-м во Франции, на которую напали немцы. Некоторые из них Газел для разнообразия совершал при помощи огнестрельного оружия.

На этом его индивидуальная эпопея закончилась, и началась служба на кораблях британского флота. Но этому периоду своей боевой биографии мемуарист посвятил всего несколько общих абзацев в самом конце, воздержавшись от живописания своих свершений. Оно и понятно, на борту пан Стефан был не один, и бывшие сослуживцы могли потом уличить автора во лжи. Не то что Янина, Сташек, кобыла Ведьма или безымянные враги, якобы бывшие свидетелями "подвигов" неистового Газела.

По его собственному признанию, за короткий период с сентября 1939-го по июнь 1940-го польский подпоручик убил около 20 человек, преимущественно в рукопашных схватках:

"В основном мной двигала ненависть. На мой взгляд, из всех человеческих эмоций ненависть — самое сильное, самое страстное, самое глубокое чувство. Ненависть сильнее, чем любовь. Сколько я себя помню, я всегда испытывал ненависть к немцам и русским".   

Будь в польской армии побольше таких суперменов, как Стефан Газел, никогда бы ее не разгромили. А так, один в поле не воин. Правда, если верить другим панам мемуаристам, они тоже были ничем не хуже отчаянного подпоручика, а то и покруче. Так что неувязочка получается…