"В послевоенные годы по Смоленску поползли слухи о том, что в годы оккупации на окраине города в посёлке Красный бор фашистами был построен большой подземный комплекс "Беренхалле" ("Медвежья берлога"), который в народе назвали "бункер Гитлера". Комплекс состоял из подземного конференц-зала, узла связи, состоявшего из четырех этажей, уходивших глубоко под землю и сообщавшихся между собой винтовой лестницей и системой многокилометровых тоннелей, ведущих к Днепру и к небольшому аэродрому..." Примерно так в наши дни пишут о "Медвежьей берлоге" СМИ, которые в какой-то мере интересуются этой темой. И, похоже, что для них это по сей день и "тайна", и "слухи". Но для жителей Смоленщины никакой тайны никогда не было.

О бункере знали все, от мала до велика, причем, с самого начала строительства. Да и после войны любой мальчишка мог легко найти и показать не только массивные бетонные колпаки – входы в бункер, но и примерно определить внешние границы подземного сооружения. Тем более, что в лесном массиве Красный бор в течение многих лет находились пионерские лагеря, в том числе лагерь, принадлежащий Смоленскому авиазаводу. От пионерлагеря до ближайшего бронеколпака было километра полтора, через лес; мы, будучи школьниками, каждый день ходили туда собирать чернику. Такая вот страшная "тайна".

Строительство бункера началось осенью 1941 года. А к середине августа 1942 года он был полностью готов. Но, как считается, к этому моменту у Гитлера уже не было необходимости активно использовать бункер. Хотя он и побывал в "Беренхалле" дважды: в ноябре 1941 и в марте 1943 года. (С последним визитом связана неудачная попытка покушения на Гитлера со стороны группы немецких генералов. Любопытно, что это покушение и раскопки в Катыни совпадают по времени.)

Есть достоверные данные о том, что Красный бор неоднократно посещали Гудериан, Кейтель, Йодль, Канарис. В этих же местах находилась разведывательная школа абвера "Сатурн", хотя нет точной информации о том, использовалась ли в её интересах какая-либо часть подземных сооружений "Беренхалле".

Если судить по далеко не полным немецким архивным данным, в строительстве "Медвежьей берлоги" были заняты около двух с половиной тысяч сотрудников немецкой военно-строительной организации "Тодт" и "русские гражданские рабочие". В переводе с военно-казённого языка на нормальный это означает, что бункер строили военнопленные. Со всеми вытекающими для них последствиями.

Те, кто пережил оккупацию, и без архивных данных знали, что на объекте работали не только советские военнопленные, но и поляки, те самые офицеры, что предпочли для себя "хороший" немецкий плен. Полное отсутствие информации об их дальнейшей судьбе – это и есть ясный ответ на вопрос, куда они потом делись. Уже в наши дни неоднократно появлялась информация о том, что не только советские и польские, но даже некоторые немецкие строительные команды по окончании работ были уничтожены.

Местные жители, в том числе бывшие партизаны, рассказывали, как была организована охрана бункера. Первый, внешний, периметр обеспечивала вспомогательная полиция (полицаи-предатели). Второй – периодически сменявшие друг друга пехотные части вермахта. Третий – подразделения СС, явно из Германии, не с фронта. Четвертый, самый ответственный, периметр охраняли финны. И если ни немцев, ни полицаев местные жители, в общем-то, особенно не боялись, то в руки финнам старались не попадаться ни при каких обстоятельствах. Флегматичные парни отличались крайней жестокостью.

Жёсткий режим охраны всей зоны строительства и прилегающих территорий в полной мере распространялся и на так называемый Катынский лес.

Здесь стоит уточнить географическое расположение Красного бора и самой "Медвежьей берлоги". Лесной массив находится в нескольких километрах западнее Смоленска, на левом берегу Днепра (параллельно Днепру проходят Витебское шоссе и железная дорога). Козьи Горы, село Катынь и Катынский лес находятся западнее Красного бора. На снимках из космоса хорошо видно, что расстояние между границами лесного массива Красный бор и Катынским лесом, в их современной конфигурации составляет около четырех километров. Это значит, что в период Великой Отечественной войны расстояние "от опушки до опушки" могло быть значительно меньше. Поэтому расстрелять внутри охраняемой зоны, в соседнем лесочке любое количество пленных, - хоть польских, хоть советских, - вообще не проблема.

Сегодня мемориал "Катынь" – образец воинского захоронения. Ухоженные дорожки и монументальные надгробья… Многие погибшие на Смоленщине партизаны могли бы позавидовать такой помпезности, обустроенной на государственном уровне.

В конце 1980-х и начале 1990-х состоялась череда ритуальных процедур покаяния, начало которым положил Горбачев. Ему подыграл в этом Валентин Фалин, заведующий международным отделом ЦК КПСС. Именно этот доктор исторических наук с готовностью доложил Горбачеву, что "поляков убил НКВД". А генеральный прокурор Трубин с такой же готовностью все это "подмахнул".

Так расцвела развесистая историческая клюква под названием "Катынское дело".

А расследование в наше время? А если по всем правилам? Его просто не было. Любое следствие предполагает соблюдение необходимых по закону процедур. Да, в горбачёвский период кое-какие раскопки были, но именно "кое-какие". Нормальными следственными процедурами там даже не пахло. И это в тот момент, когда и "команда Горбачева", и польская сторона были максимально заинтересованы в "раскрутке" дела.

Не логично получается. При такой степени политической заинтересованности можно было привлечь любое количество настоящих специалистов, чтобы раз и навсегда закрепить собственную, "правильную" версию событий. Но, похоже, что "историки" из ЦК КПСС знали: закреплять в Катынском лесу просто нечего. Поэтому "расследование" и поручили группе каких-то дилетантов-общественников.