В середине 1943 года командующий АК Ровецкий был арестован. Поскольку о его местонахождении знало считанное число ближайших помощников, стали поговаривать о предательстве. Многие знали о его трениях с Коморовским, поэтому подозрения пали и на него. Но разбираться было некогда, и новым главным комендантом АК Лондон утвердил "Бура" с присвоением ему звания генерала дивизии.

Вскоре у нового командующего произошел конфликт с начальником разведки АК полковником Дробиком, который предлагал наладить сотрудничество с русскими любой ценой, в том числе и за счет отказа от восточных окраин. Он утверждал, что если этого не сделать, Советы создадут в Польше своё "демократическое правительство", которому и передадут власть, а тех, кто поддерживает лондонских "изгнанников" Миколайчика, просто уничтожат. Это противоречило мнению Коморовского, считавшего русских врагами Польши ещё большими, чем немцы. "Бур" отстранил начальника разведки и тех, кто его поддерживал, от должностей, а вскоре многие из них, в том числе и Дробик, были схвачены гестапо и расстреляны.

Такая вот странность: гитлеровцы ведут охоту на руководителей АК, арестовывая то одного, то другого, а её командующий остается на свободе. Некоторые историки полагают, что это не было случайностью, а гестапо было осведомлено о том, где он скрывается.

Видимо, импульсивный кавалерист, не отличавшийся большими организационными способностями и даром стратегического мышления, да ещё и ненавидящий русских, был удобен немцам на посту командующего АК. Вот его и не трогали, обложив со всех сторон агентурой.

При приближении советских войск к границе с Польшей, Коморовский отдал приказ об активизации боевых операций. Но планировались и проводились они исключительно бездарно: разгромом и большими потерями закончилась, например, попытка АК захватить Вильнюс до подхода русских. А затем последовал приказ о начале восстания в Варшаве. 

Люди, вышедшие на улицы, были плохо вооружены и организованы. Одна винтовка приходилась на несколько человек, отряды выдвигались разрозненно, их действия были плохо скоординированы. К тому же, эффект внезапности был утрачен: немцы прекрасно знали о готовящемся восстании и успели усилить охрану ключевых объектов. В результате повстанцам не удалось захватить ни центр города, ни мосты, ни склады с оружием. Не получилось и создать единый освобожденный район: восстание быстро распалось на отдельные очаги.

Однако Коморовский упрямо уклонялся от помощи русских. Он отказался встречаться с советским офицером Иваном Колосом, посланным Рокоссовским для организации взаимодействия, а когда части Войска Польского попытались форсировать Вислу, приказал своим отрядам отойти с прибрежных плацдармов, где тут же закрепились немцы. Не пытался он и пробиться на соединение с советскими частями, предпочтя сдаться.  

Ещё до начала выступления командующий знал и о том, что гитлеровцы стянули к Варшаве значительные силы, и о том, что удар АК не станет для них неожиданностью. За несколько дней до восстания с ним встречался высокопоставленный офицер СД Пауль Фухс, который прямо предложил отказаться от этой затеи. Но "Бур" заявил, что ничего изменить не может, сославшись на приказ из Лондона. Между тем, ни Миколайчик, ни главком Соснковский такого приказа не отдавали; они лишь принципиально согласились с самой идеей восстания, оставив выбор времени на усмотрение "Бура".

Грандиозной ошибкой, граничащей с изменой, решение о начале выступления назвали не только русские, но и некоторые поляки, отнюдь не питавшие к СССР тёплых чувств. Так, узнав о случившемся в столице, генерал Андерс, командовавший польскими частями в Италии, написал в Лондон, что считает начало восстания «в нынешних условиях не только глупостью, но и преступлением», и предложил отдать Коморовского и его штаб под суд.  

Почему же "Бур" всё-таки отдал самоубийственный приказ? Рискну высказать предположение, что выступление в Варшаве являлось частью большого заговора, подготовленного рядом генералов вермахта с целью устранения Гитлера и заключения сепаратного мира с западными союзниками. Его первой фазой должно было стать покушение на фюрера, которое состоялось 20 июля. Возможно, по замыслу заговорщиков, последующее выступление АК в Варшаве не должно было встретить серьезного сопротивления со стороны деморализованного гарнизона. Повстанцы легко захватывали город и выдвигали советскому командованию заведомо неприемлемые условия. Это должно было привести к конфликту с русскими, в котором на сторону поляков вставали англичане и американцы. Таким образом, можно было расколоть союзников и избежать поражения Германии. О том, что Гитлер остался жив, Коморовский, конечно, знал, а вот о том, что планы заговорщиков полностью провалились и все они арестованы, мог быть не осведомлён.

По крайней мере, эта версия объясняет поведение "Бура" и его лондонских кураторов в ходе восстания, и имеет не меньшее право на жизнь, чем измышления Соколова и Сванидзе о том, что Сталин специально приказал не вмешиваться в происходящее в Варшаве.

О том, что какие-то связи у Коморовского с немцами были, свидетельствует не только его встреча с Фухсом, но и судьба повстанцев после капитуляции. По условиям соглашения с фон дем Бахом АКовцы сдались на почётных условиях, им был предоставлен статус военнопленных. Сам Коморовский и офицеры Армии Крайовой отправились в офлаг IV-C Кольдиц, где просидели до конца войны в достаточно комфортных условиях: получали посылки от Красного Креста, играли в футбол и гандбол, ставили любительские спектакли. А вот бойцам левых сил, повстанцам из еврейского гетто и примкнувшим к восстанию простым варшавянам пришлось намного хуже. Те, кто не был расстрелян на месте, отправились в Освенцим. Уцелеть удалось немногим.

Так что ответственных за кровь и слезы Варшавы полякам стоит искать не в России, а среди своих соотечественников.