Как полтора века назад популизм, некомпетентность и междоусобные склоки коммунаров "подарили" французам вместо счастья и свободы кровь и разрушенную столицу. Желающим "смены режима" в России на заметку    

Сегодня исполняется ровно 150 лет падения Парижской коммуны – 28 мая были подавлены последние очаги сопротивления коммунаров, а реявшие над столицей Франции 72 дня красные флаги были сорваны и втоптаны в кровавую грязь парижских улиц. У нынешней молодежи, имеющей весьма смутное представление о мировой истории, Парижская коммуна вызывает лишь топографические ассоциации – в СССР одно время было модно называть в ее честь улицы, площади и скверы. Но и их родители, учившиеся в советских школах, где науке о прошлом и особенно событиям, связанным с коммунистическим движением, уделялось куда как более серьезное внимание, помнят о ней немного – какой-то смутный набор имен и понятий: франко-прусская война, 18 марта и пушки на Монмартре, национальная гвардия, красные знамена и баррикады на улицах Парижа, Ярослав Домбровский и Луи Варлен, версальцы и "кровавый карлик" Адольф Тьер, расстрел коммунаров на кладбище Пер-Лашез, ленинская статья "Памяти Коммуны"… В СССР к Парижской коммуне относились весьма почтительно, именуя ее "первой попыткой настоящей пролетарской революции" и "первым в истории государством диктатуры пролетариата", которое, правда, просуществовало лишь два с лишним месяца. Между тем, с позиций сегодняшнего дня, Парижская коммуна представляет собой яркий пример того, что происходит с государством, когда к власти в нем приходят "светлые люди с хорошими лицами", обещающие народу счастливое будущее, но хронически не способные ничего для этого сделать…

Парижская коммуна как феномен, чья короткая летопись оборвалась полтора века назад, обязана своим появлением катастрофической для Франции франко-прусской войне, ставшей трамплином, который позволил Германии войти в число великих мировых держав, и заложившей основу для двух будущих мировых войн.

Крушение империи Наполеона III, появление у стен Парижа ненавистных немцев, потеря Эльзаса и Лотарингии, острый социально-экономический кризис в стране и полный хаос в элитах, занявших соглашательскую позицию по отношению к оккупантам, голод, свирепствовавший в столице, предсказуемо привели к революционному взрыву. Непосредственным поводом к нему стали декреты главы нового республиканского правительства Адольфа Тьера об отмене отсрочек по долгам и квартплате (на выплату контрибуции пруссакам нужны были деньги) и его приказ о разоружении парижской национальной гвардии – добровольческих формирований из представителей городских низов, "служивших" за паек.

 

Рис. 1 Адольф Тьер 

Попытка солдат гарнизона 18 марта забрать у нацгвардейцев стоящие на Монмартре пушки привела к стычке. Ее результатом стало братание сторон и совместный расстрел порывавшегося исполнить приказ Тьера генерала Леконта, компанию которому у стенки составил случайно оказавшийся поблизости генерал Клеман-Тома (к слову, бывший командующий национальной гвардией).

На выстрелы сбежались местные жители, и уже скоро огромная толпа растеклась по Парижу, захватывая госучреждения, банки, полицейские участки, громя все вокруг и вывешивая из окон домов красные полотнища. Центральный комитет национальной гвардии объявил о принятии на себя всей полноты власти в городе.

Однако из-за отсутствия четкого плана действий и элементарного порядка в своих рядах восставшие позволили спокойно покинуть Париж оставшимся верным правительству войскам и чиновникам, успевшим вывезти в недалекий Версаль документы, печати, казну и прочие атрибуты госвласти.

26 марта прошли выборы в Совет Коммуны – новое революционное правительство и парламент одновременно, в котором оказались представители самых разнообразных, часто конфликтовавших друг с другом революционных группировок – неоякобинцы, анархисты, социалисты всех мастей. Через два дня Совет провозгласил Париж Коммуной, которая стала центром притяжения для "борцов с миром капитала" со всей Европы – русских, поляков, венгров, итальянцев. Все хотели нести трудящимся счастье и поскорее воплотить на практике теоретические выкладки своих кумиров – Прудона, Маркса, Бакунина, Бланки.

Люди, оказавшиеся у власти в Париже весной 1871-го, были хорошими ораторами, но никудышными организаторами. Они провозгласили множество нововведений, вызвавших восторг бедноты: ликвидировали армию и полицию, заменив их всеобщим вооружением народа, отделили церковь от государства, восстановили отсрочки по платежам, отказались платить контрибуцию немцам, объявили об установлении рабочего контроля на крупных предприятиях и отмене штрафов, ввели всеобщее бесплатное образование, декларировали равенство полов, обещали открыть бесплатные столовые для бедноты и множество чего еще, что соответствовало представлениям социальных низов о справедливости и счастливой жизни.

Однако претворить в жизнь все эти благие начинания коммунары не смогли – то, что выглядело просто и понятно в трудах теоретиков социализма, оказалось трудно выполнить на практике. Все хотели "получить по потребностям" прямо здесь и сейчас, но готовых чем-то для этого пожертвовать было мало. Созданные вместо упраздненных министерств комиссии Коммуны были недееспособны: их хаотичные и противоречащие друг другу указания выполнялись выборочно или игнорировались. По сути, единственным зримым результатом деятельности коммунаров стало обрушение установленной в честь побед Наполеона I Вандомской колонны, объявленной "памятником варварству, символом грубой силы и ложной славы".

Сформировать дееспособную армию для защиты Коммуны, ее вожди не смогли: в частях национальной гвардии бойцы сами решали, идти им на войну с версальцами или нет. За второе предложение голосовало большинство, а попытку наиболее ретивых, но малочисленных и не умеющих толком обращаться с оружием пассионариев штурмовать Версаль правительственные войска без труда отразили, обратив "мятежников" в паническое бегство и расстреляв всех, кто не успел покинуть поле боя.

Рис. 2 Парижская коммуна (18 марта - 28 мая 1871 года)  

Пока в Париже митинговали и спорили по мелочам, вроде сроков ремонта водопровода и размеров пайков для гвардейцев, Тьер договорился с банкирами о большом займе, а с немцами, не желавшими победы Коммуны, об отпуске военнопленных. Вскоре баланс сил, изначально благоприятный для восставшего Парижа, изменился, и 21 мая версальцы перешли в наступление.

Защищать Коммуну пожелали немногие: большинство нацгвардейцев, узнав, что враги уже вошли в город, разбежались по домам, в строю осталось не более четверти списочного состава, но и они не представляли единой силы, группируясь по районам и идейным соображениям. Шедшие неделю уличные бои носили предельно ожесточенный характер: защитники баррикад дрались отчаянно и самоотверженно, но заметно уступали противнику в численности, вооружении и воинских навыках. Пленных версальцы не брали, расстреливая и закалывая штыками всех, кого находили у баррикад, не взирая на пол и возраст. При этом коммунары действовали разрозненно, единого командования не было – пытавшийся руководить обороной "генерал" Домбровский погиб уже на второй день боев. Сопротивление было окончательно сломлено к утру 28 мая. За "майскую кровавую неделю" погибло свыше 30 тысяч парижан.

Для Франции Коммуна стала мощной прививкой, на полтора века обезопасившей страну от полноценной гражданской войны, а с начала XX века центром приложения усилий "борцов за всеобщее равенство и социальную справедливость" стала Россия.

Рис. 3 Стена коммунаров на кладбище Пер-Лашез

Парижская коммуна служит ярким примером того, что может случиться, когда у власти вдруг оказываются "люди со светлыми лицами", а по сути – демагоги и популисты, сулящие доверчивому плебсу счастье и процветание, но не способные воплотить свои обещания на практике. При этом в большинстве вожди коммунаров свято верили в идеи социализма и были готовы за них умереть, не ища никакой выгоды для себя, чего никак нельзя сказать о нынешних вожаках российского протеста, из безопасного забугрного далека зовущих шатать "кровавый режим" юных пацанов и девчат, плохо знающих историю.

И если хоть кто-то из ребят перед тем, как по призыву волковых, ждановых, яшиных, ашурковых и прочих соболей рвануть на улицу драться с Росгвардией "за свободу Навального", вспомнит о судьбе парижан, 150 лет назад поверивших коммунарам, и останется дома, взявшись за учебник или помыв пол, эта статья писалась не зря.