Дьявольским планам самураев помешало не только стремительное наступление наших войск, но и подвиг неизвестного русского героя, который заставил дрогнуть садистов с "кухни дьявола"

В преддверии 80-й годовщины победы над Японией ФСБ России предала огласке архивные документы, свидетельствующие о намерении самураев применить бактериологическое оружие против Красной Армии. Предполагалось, что при отступлении Квантунской армии будет заражена оставляемая японцами территория, что могло привести к гибели десятков тысяч наших солдат и местных китайцев, которых, естественно, никто не собирался не только эвакуировать, но даже предупреждать о грозящей опасности. К этому было всё готово – с конца 1930-х специальный "научный" отряд 731 в деревне Пиньфан под Харбином проводил масштабные работы по выращиванию бактерий чумы, тифа, холеры и других смертоносных культур, испытывая их на живых людях, и к августу 1945-го подчиненные генерала Сиро Исии накопили изрядные запасы бакоружия. Считается, что реализовать эту чудовищную задумку помешало стремительное наступление советских войск. В общем, это действительно так. Но было еще одно событие, которое пошатнуло решимость японцев привести свой изуверский план в действие. Предлагаем сегодня вспомнить о нем, тем более, что главным действующим лицом в этой истории был наш соотечественник…

Объектами "научной деятельности" на объекте в Пиньфане, которую японский писатель Сэйити Моримура метко назвал "кухней дьявола", были живые люди – китайцы, русские, монголы, корейцы. Работали здесь подчиненные генерала Исии вдохновенно, руководствуясь девизом "Мы все стараемся для победы в войне и неустанно должны совершенствовать свое мастерство".

Их не скованные рамками человеческой морали фантазии поистине не знали границ. Любой, даже самый безумный вопрос, пришедший в голову, должен был получить ответ на практике. Сколько времени человек способен выдержать, сидя в холодной воде на морозе? Когда наступит смерть, если "объект" подвесить вниз головой? Как отреагирует организм, если в почки ввести мочу лошади? Что будет, если заменить человеческую кровь кровью обезьян? Какие изменения произойдут, если ввести в желудок ядовитый газ или гниющую ткань? И так далее…

"Ученые" с "кухни дьявола" не испытывали никаких угрызений совести по поводу своей "научной деятельности". Но самое страшное было в том, что японцы не воспринимали подопытных как людей. Для них был изобретен специальный термин "марута" (бревно), а тюрьма, где содержались узники, называлась "складом брёвен".

Из воспоминаний одного из сотрудников отряда 731:

"Мы считали, что "брёвна" – не люди, что они ниже скотов… Не было никого, кто хотя бы сколько-нибудь сочувствовал "брёвнам". Все – и военнослужащие, и вольнонаемные отряда – считали, что истребление "брёвен" – дело совершенно естественное".

В Пиньфан отправляли тех, кто был заподозрен в связях с коммунистами, работе на советскую или гоминьдановскую разведки, или просто проявлял "враждебность". Но если таковых не было, а "ученым" с "кухни дьявола" срочно требовались "брёвна" для "работы", хватали тех, кто попался под руку.

У людей, попавших сюда, больше не было ни имен, ни званий, ни возраста, только регистрационный номер и наручники, которые никогда не снимались. Сильно истощенных откармливали, изувеченных на допросах подлечивали, но только для того, чтобы "бревно" стало кондиционным. Когда человека признавали пригодным, для него начинался ад. Если подопытный выживал после очередного садистского эксперимента, его использовали повторно.

Для одних всё заканчивалось быстро, другие могли ждать свой очереди неделями и даже месяцами, но исход был всегда один – смерть.

Узников тщательно охраняли, с них никогда не снимали наручники. Общаться друг с другом было категорически запрещено, но люди всё равно знали о предстоящей участи. Большинство было морально сломлено и, не видя возможности спастись, ждали смерти как избавления.

Однако даже в этих адских условиях нашелся человек, который сумел бросить открытый вызов изуверам, устроив то, что в отряде 731 назвали "бунтом бревен".

Жарким днем в начале июня 1945-го дежурный надзиратель в одном из блоков тюрьмы услышал стоны и крики из камеры, где содержались двое русских. Заглянув в глазок, японец увидел, что один из узников, скорчившись, лежит на нарах, а второй склонился над ним. Поскольку наблюдение за состоянием "брёвен" входило в обязанности охраны, а недомогание у жертв экспериментов наступало часто, не ожидавший подвоха надзиратель вошёл в камеру, оставив дверь открытой. Стоило ему подойти к "больному", как тот, резко вскочив, ударил вертухая в нос. Наручники у нападавшего и его товарища оказались сняты.

Завладев ключом, который был универсальным для всего блока, русские принялись открывать камеры одну за другой, крича сидевшим там китайцам: "Скорее выходите! Бегите!" Поднялась суматоха, которой воспользовался пришедший в себя надзиратель. Он сумел незаметно выскользнуть, закрыв на засов массивную железную дверь, ведущую на лестницу. Взбунтовавшиеся "брёвна" оказались в западне.

Вскоре к месту происшествия прибежала вооруженная охрана. Выстроившиеся с винтовками наизготовку во внутреннем дворе тюрьмы японцы через зарешеченные окна видели распахнутые двери камер и бегающих по коридору заключенных. Не суетился только один из них – широкоплечий шатен на вид лет сорока. Схватившись за решетку, он тряс её, будто собираясь вырвать, и кричал по-русски:  

"Вы нас обманом сюда заключили, проводите зверские опыты и погубили уже много людей. Вот вы на нас винтовки навели, а нам все равно не страшно... Все японцы трусы... Немедленно освободите нас... Или уж сразу убейте. Это лучше, чем быть морскими свинками для ваших опытов…"

Громкая речь русского произвела мощный эффект: узники успокоились, перестали бегать и сгрудились вокруг оратора, потрясая кулаками и выражая ему поддержку. Японцы же пребывали в растерянности и недоумении. "Брёвна", которые при виде оружия должны были в страхе разбежаться по своим норам, не собирались отступать.

Командовавший охранниками офицер не знал, что делать: бунт нужно скорее подавить, но как это сделать – непонятно. Конечно, можно открыть огонь, но узники представляли немалую ценность: некоторые из них уже были задействованы в экспериментах, результаты которых могли пропасть.

А русский всё продолжал кричать. Его голос становился все громче и увереннее. Казалось, он был слышен далеко за пределами тюрьмы. Над внутренним двором, отражаясь эхом от стен летело:

"Трусы!.. Вы нас боитесь!.. Мы – свободные люди! Ну, стреляйте же! Стреляйте!.."

Напряжение нарастало. Воздух как будто сгустился и с трудом проходил в легкие. Кому-то из японцев стало дурно, и он опустил оружие. Вот-вот его примеру последуют и другие. На их глазах безмолвное "бревно", предназначенное на заклание, становилось человеком, имеющим мужество и достоинство противостоять неизбежной судьбе.

Наконец, у одного молодого солдата сдали нервы. Заорав: "А-а, негодяй, умри, умри!", он выстрелил. Пуля попала в грудь русскому, но он умер не сразу. Продолжая держаться за решетку, он пытался еще что-то сказать, но вместо слов изо рта полилась кровь. После гибели вождя остальные узники вернулись в камеры, но зайти к ним в блок японцы побоялись.

Когда о случившемся доложили командиру отряда 731 генералу Масадзи Китано, сменившего пошедшего на повышение Сиро Исию, тот пережил шок. Посчитав, что участники бунта могут быть опасны, он, наплевав на их научную ценность, распорядился пустить по вентиляционным трубам мятежного блока цианистый водород. Но задыхавшиеся в камерах узники уже не были "брёвнами", они умирали людьми…

Вот что рассказал потом один из служащих отряда 731, который был свидетелем случившегося:

"Когда думаешь об этом теперь, становится ясно, что голос русского был криком души, у которой отняли свободу... Но тогда я не мог правильно понять его гнев. "Брёвна" мы людьми не считали. Так как же можно было спокойно отнестись к тому, что они взбунтовались? Однако протест этого русского, то, как он до последнего вздоха стоял, широко расправив плечи, произвело на нас сильное впечатление. Мы заставили его замолчать пулей, но он, безоружный и лишённый свободы, несомненно, был сильнее нас. Тогда мы все в душе почувствовали: правда не на нашей стороне…"                 

Когда в августе 1945-го советские войска, взломав оборону Квантунской армии, двинулись вглубь Маньчжурии, японцы так и не решились применить накопленные арсеналы бактериологического оружия. Возможно, на это повлияло то, что произошло за два месяца до этого в Пиньфане.

Остаётся лишь гадать, кем был тот русский, который заставил японцев увидеть в "брёвнах" людей. Может, он был белоэмигрантом, которые во множестве тогда жили в Харбине, может, работал на КВЖД и по какой-то причине не уехал в Союз, может, был нашим разведчиком (нечто подобное показано в ныне незаслуженно забытом советском фильме "Через Гоби и Хинган").

Как бы то ни было, этот человек стал примером того, что русский народ невозможно ни завоевать, ни победить. Только уничтожить. Но на это пока никто не отважился, ибо выйдет себе дороже…