В разгар противостояния России с коллективным Западом вождь освободительной войны против "цивилизованных" французских колонизаторов достоин украшать собой столицу России не меньше, чем другие, уже стоящие на московских постаментах иностранцы

На прошлой неделе с государственным визитом в России побывал президент Алжира Абдельмаджид Теббун, отказавшись ради этого от ранее запланированной поездки во Францию, что в текущих геополитических реалиях означает прямой вызов не только бывшей метрополии, но и всему коллективному Западу. Пребывание лидера одной из стран-кандидатов в БРИКС у нас в гостях было содержательным: помимо участия в ПМЭФ, где была подписана Декларация об углубленном двустороннем стратегическом партнерстве, переговоров с Путиным и Мишустиным, Теббун вместе с главой Минсельхоза РФ Дмитрием Патрушевым торжественно открыл в Москве в районе улицы Спиридоновка сквер, названный именем эмира Абд аль-Кадира. Там же вскоре будет установлен памятник этому национальному герою Алжира. По этому поводу несколько вечно всем недовольных ресурсов и блогеров заранее попытались поднять бучу, спекулируя на якобы нежелании местных жителей видеть по соседству монумент "какому-то арабу" и сетуя, что на этом месте будто бы собирались поставить памятник писателю Куприну. Ничего кроме желания лишний раз качнуть недовольство властями за этими манипуляциями не стоит, и чтобы это стало понятно, стоит немного рассказать о том, кем был Абд аль-Кадир…

К сожалению, об Абд аль-Кадире (1808 – 1883 гг.) – выдающемся деятеле XIX века, сочетавшем в себе таланты полководца, государственного деятеля, оратора, мусульманского богослова, дипломата, поэта, которого маршал двух Наполеонов Николя Сульт без всякого преувеличения называл "одним из величайших, благороднейших людей нашего времени", у нас в стране знают мало. Лишь в 1968-м издательство "Молодая гвардия" выпустило в серии "ЖЗЛ" написанную Юлием Оганисьяном книгу о нем, которая с тех пор не переиздавалась.

Между тем, по выражению известного писателя и историка Льва Вершинина, "человек он был штучный", коих "в мировой истории – при всем богатстве выбора – едва ли наберешь пару сотен".

Судите сами, всего в 24 года – сущий юнец по меркам консервативного арабского Востока, где заправляют аксакалы, Абд аль-Кадир, приняв титул эмира аль-муминин (повелителя правоверных), начал войну против пришедших в Алжир французских колонизаторов и вёл её столь успешно, что не только сумел освободить от них западную часть страны, но и, нанеся тяжелые поражения "наследникам славы Наполеона", вынудил Париж заключить с ним выгодный для арабов мир. Даже дважды. Причем, второй раз это был договор между фактически равноправными государствами. Оба, правда, французы вероломно нарушили.          

Войско Абд аль-Кадира, почти не имевшее пушек, уступало противнику в выучке, опыте, технической оснащенности, качестве и количестве вооружения, а нередко – даже численности. Однако оно всё равно побеждало за счет полководческого дара своего вождя, веры в него, железной дисциплины (что совсем не нехарактерно для арабов) и высочайшей мотивации. Добиться двух последних эмиру было крайне не просто – ведь тогда алжирцы не были единой нацией, представляя собой конгломерат племен, часто враждовавших друг с другом.

Объединить их, заставив себе подчиняться, против общего врага было недостаточно. Добившись первого же успеха, шейхи увели бы свои отряды по домам, но Абд аль-Кадир поставил себе цель создать единую для всех державу, в чем немало преуспел. При этом почти не прибегая к жестокости, а главным образом за счет убеждения и личного примера.

Созданное эмиром аль-муминин в дикой отсталой пустыне государство было теократическим лишь по форме. Карьеру в нем мог сделать любой, вне зависимости от знатности и происхождения, был бы талант. Невероятно, но в нем почти не было коррупции, столь характерной в местных реалиях, для чего были отлажены четкие налоговые и судебные системы.

На подконтрольных Абд аль-Кадиру территориях строились школы с большими библиотеками, ткацкие мануфактуры, даже появились три завода (два пороховых и литейный), распахивались новые земли. В кратчайшие сроки создана пусть небольшая, но профессиональная армия (остальное войско, достигавшее в случае боевых действий 70 тысяч, добиралось за счет бедуинского ополчения) с уставом, формой, знаками различия и однообразным (насколько это было возможно) вооружением.

При этом даже враги-французы восхищались тем, что удалось сделать за столь короткий срок эмиру, по возможности старавшемуся избегать насилия и снискать любовь подданных. Бывавшие в те времена в Алжире европейцы все как один отмечали ум, образованность, личную храбрость, благородство, бескорыстность, справедливость Абд аль-Кадира и, что особо их поражало, его гуманизм – военнопленных было не только строжайше запрещено убивать, калечить или как-то оскорблять, но и вообще для них были созданы условия чуть ли не лучше, чем во французских казармах. Офицеры оккупационной армии специально скрывали это от своих солдат, дабы не провоцировать дезертирство, но оно всё равно происходило.

И кто знает, дай история сыну марабута (мусульманского священника-подвижника) больше времени и сумей он преодолеть косность вождей племен юга и запада, категорически не желавших подчиняться какому-то выскочке, возможно, Франция так и не смогла бы покорить Алжир.

Но, увы. Несмотря на все старания эмира, силы были слишком не равны. Созданное на песке из ничего и без всякой поддержки извне государство Абд аль-Кадира просуществовало лишь 10 лет.

Раздосадованный постоянными поражениями и уставший менять губернаторов и командующих "король-буржуа" Луи-Филипп приказал во что бы то ни стало раздавить местный резистанс. Для этого была собрана стотысячная армия, развернувшая планомерное наступление на непокорные районы. Одна за другой пали немногочисленные крепости, отстроенные Абд аль-Кадиром в оазисах и его "столица" Маскара.

Эмир с остатками войск отступил в Марокко, откуда продолжал совершать вылазки, пытаясь поднять всеобщее восстание и освободить страну. В 1847 году отряд Абд аль-Кадира был разбит, а сам он сдался в плен под гарантии, что будет отпущен в Египет или Сирию. Но французы обещания не сдержали, отправив эмира в Париж, где он находился под домашним арестом пять лет, пока его не опустил пришедший к власти Наполеон III, взяв слово чести, что алжирец больше никогда не обнажит меч против Франции.

Слово эмир сдержал, неоднократно отвечая эмиссарам с родины, звавшим его домой:

"Вернувшись, я не смогу поступить против совести, требующей сражаться, а совесть моя спутана оковами чести, которые разорвать не может никто, кроме того, кому дано слово".   

Покинув Париж, Абд аль-Кадир уехал в Османскую империю, осев в Дамаске. Там он и жил до смерти, преподавая богословие, сочиняя духовные трактаты и стихи, объезжая скакунов, переписываясь со многими учеными и политиками. Среди его корреспондентов был и имам Шамиль, с которым Абд аль-Кадира многие в Европе сравнивали (впрочем, не вполне обоснованно).

Авторитет алжирского эмира в мусульманском мире были столь высок, что когда в 1860-м началась страшная резня в Дамаске, он безоружный вышел к опьяненным кровью погромщикам, объявив, что берет местных христиан под свою защиту. И никто не смел ослушаться. Так были спасены несколько тысяч человек, включая весь персонал российского вице-консульства. За этот подвиг Абд аль-Кадира удостоили своих высших наград Франция, Великобритания, Пруссия, Османской империи, Греция, Ватикан, США. Был среди них и российский орден Белого Орла.

Эмир-изгнанник также выступил главным свидетелем на процессе по делу о погроме, дав показания против местного турецкого губернатора, спровоцировавшего конфликт. Безупречная репутация и международная слава обвинителя оказались столь весомы, что, несмотря на кучу заступников и ходатаев, султан приказал публично расстрелять проштрафившегося сановника.

До самой смерти Абд аль-Кадир жалел лишь о том, что ему не удалось отстоять свободу Алжира. Но дело его не пропало: вдохновленные им земляки почувствовали себя единой нацией и после долгих лет тяжелой войны добились независимости для своей Родины. Причем, судя по действиям нынешнего руководства страны, она является куда как более подлинной чем та, которой кичится бывшая метрополия, во всем ныне следующая указаниям Вашингтона.

Вот какому человеку собираются поставить в Москве памятник, и почему-то думается, что Абд аль-Кадир, сражавшийся за свободу своего народа с "цивилизованным" Западом, достоин такой чести не меньше, чем уже украшающие российскую столицу бронзовые де Голль, Хо Ши Мин, Индира Ганди, не говоря уже про Георгия Димитрова, Ислама Каримова и Гамаль Абделя Насера.

Насчет же якобы обиженного Александра Ивановича Куприна, коему, по версии "всепропальщиков", "власти предпочли какого-то араба", особо беспокоиться не стоит. Его имя в России носят десятки топонимических объектов, включая населенные пункты, а памятников и мемориальных досок и не сосчитать. Абд аль-Кадир ему в этом плане совсем не конкурент. Надо будет и в Москве, где автор "Белого пуделя", "Юнкеров" и "Гранатового браслета" провел детство и юность, монумент ему поставят.