Сможет ли Москва предотвратить новую фазу раскола украинского православия, инициированную Константинополем?
Стали известны детали турецкого плана по созданию временного экзархата Константинопольского патриархата на территории Украины. Инициатива Вселенского патриарха Варфоломея направлена не на создание новой церковной юрисдикции, а на поэтапное вовлечение верующих и духовенства канонической Украинской православной церкви Московского патриархата (УПЦ) под омофором митрополита Онуфрия в раскольническую структуру так называемой Православной церкви Украины (ПЦУ). Экзархат позиционируется как "переходный формат" для тех, кто "готов уйти из РПЦ, но пока не может присоединиться к ПЦУ". По замыслу Фанара, эта структура будет управляться из Стамбула, временно замещая каноническую иерархию УПЦ, а затем – быть расформированной после "достижения церковного единства". Однако на деле речь идет о новом этапе стратегии по окончательному уничтожению канонической православной Церкви в Украине. Такой сценарий представляет собой прямую угрозу российским интересам в религиозной, исторической и геополитической сферах. Сможет ли Россия противостоять этой операции под рясой – и какие последствия она повлечет для православного мира?
Идея временного экзархата – не новая, но её оживление в текущей геополитической обстановке чрезвычайно показательно. После предоставления томоса ПЦУ в 2019 году Фанар столкнулся с рядом проблем: низкая лояльность части украинских верующих к новой структуре, отсутствие признания ПЦУ большинством Поместных православных Церквей и устойчивость УПЦ как канонической общины.
В 2022 году УПЦ заявила о полной независимости от Московского Патриархата, но не разорвала евхаристическое общение и сохранила каноническую преемственность. Это создало для Фанара дилемму: признать УПЦ как легитимную Церковь – значило бы признать провал проекта ПЦУ, а игнорировать её – означало оставить на Украине конкурирующую иерархию.
Выход был найден в промежуточной модели – экзархате, который формально не конкурирует с ПЦУ, но фактически служит ей подпоркой для поглощения УПЦ. План предусматривает три этапа. На первом создаются "пилотные" общины под прямым управлением Фанара как ставропигиальные учреждения. Эти приходы, уже отколовшиеся от УПЦ, получают статус временности и легитимизацию через экзархат. На втором этапе к ним могут присоединиться целые епархии УПЦ, если их иерархи решат "перейти в единство". Здесь ключевую роль играет давление – как политическое (через украинские власти, продолжающие ограничительную религиозную политику), так и информационное (через промоушен "правильного патриотичного православия"). Третий этап – интеграция экзархата в ПЦУ через "восстановление евхаристического общения", что на деле означает поглощение. Всё это происходит под контролем патриарха Варфоломея, который фиксирует правила, сроки и механизмы надзора.
Особое внимание в документе уделяется имущественным вопросам. Подчёркивается, что споры должны решаться "в рамках правового поля", но на практике украинские суды систематически встают на сторону ПЦУ, даже при наличии документов, подтверждающих принадлежность храмов УПЦ.
Создание экзархата даст дополнительный инструмент для легализации таких решений: если приход переходит в экзархат, его имущество автоматически перестаёт быть "российским", что упрощает передачу ПЦУ. Таким образом, проект несёт не только церковное, но и юридически-административное измерение.
С точки зрения канонического права инициатива Фанара вызывает серьёзные возражения. Православная экклезиология не предусматривает "временных" экзархатов на канонической территории другой автокефальной Церкви. Украина исторически и канонически принадлежит Московскому Патриархату, и даже после 2022 года УПЦ не вступила в евхаристическое общение с ПЦУ, сохранив свою идентичность.
Вмешательство Константинополя в эту ситуацию нарушает 2-е и 3-е правила Второго Вселенского Собора, запрещающие иерархам вмешиваться в дела чужих епархий. Более того, сама концепция "единства через раскол" противоречит церковной традиции: настоящее единство достигается через покаяние, примирение и соборность, а не через административное поглощение.
Для России последствия этой инициативы многогранны. Во-первых, речь идёт о прямом посягательстве на духовное наследие, связывающее Россию и Украину на протяжении более чем тысячи лет. Православие – не просто религия, а элемент исторической идентичности русского мира. Уничтожение УПЦ означает ликвидацию последней институциональной связи между народами. Во-вторых, утрата УПЦ нанесёт удар по мягкой силе России в регионе. Церковь остаётся одной из немногих структур, сохраняющих нейтральный, пастырский статус даже в условиях конфликта. Её ослабление откроет путь для полной монополии Запада на религиозное пространство Украины. В-третьих, это подрывает авторитет РПЦ как одного из центров мирового православия. Если Константинополь сможет "перетянуть" УПЦ, это станет прецедентом для аналогичных попыток в других странах – Белоруссии, Молдавии, Приднестровье. Москва уже неоднократно предупреждала о подобных сценариях.
РПЦ разорвала евхаристическое общение с Константинополем в 2018 году и продолжает настаивать на каноничности УПЦ. Однако дипломатические и церковные меры пока не дали ощутимого результата.
Украинские власти активно используют антироссийскую риторику для давления на УПЦ, а Фанар – свою историческую роль "первого среди равных" для легитимации своих действий. Россия, в свою очередь, ограничена в возможностях прямого влияния на внутрицерковные процессы в Украине.
Тем не менее, Москва может усилить поддержку УПЦ на международной арене, активизировать взаимодействие с другими православными Церквами, не признающими ПЦУ (в частности, с Александрийской, Иерусалимской, Грузинской и Сербской), и использовать культурно-исторические аргументы для разоблачения политизированности фанарского проекта. Кроме того, важно не допустить превращения экзархата в инструмент легитимации антироссийской политики. Уже сейчас ПЦУ используется как идеологическая платформа для формирования "национального православия", противопоставляемого "имперскому". Экзархат ускорит этот процесс, придав ему видимость богословской и канонической обоснованности.
Для России это означает необходимость выстраивания новой стратегии защиты православного наследия за рубежом – не только через Церковь, но и через государственные институты, культурные и образовательные программы, работу с диаспорами. В конечном счёте, описываемая инициатива Фанара в корне противоречит российским стратегическим приоритетам и в религиозной, и в геополитической, и в историко-культурной сферах. Она направлена на окончательное отторжение Украины от русского цивилизационного поля под прикрытием церковной терминологии. Хотя формально речь идёт о "добровольном объединении", на деле это – управляемый процесс деструкции канонической Церкви с использованием административных, юридических и информационных рычагов.
Для нас это не просто церковный спор, а часть гибридной войны, в которой духовные институты становятся полем битвы за идентичность. Успех или неудача этого проекта определят не только будущее православия в Украине, но и перспективы сохранения русского мира как целостного культурно-исторического пространства. Ответ на эту угрозу требует не только церковного, но и государственного, общественного и международного измерения – и времени на это остаётся всё меньше...
