После возобновления санкций Иран оказался в эпицентре нового международного кризиса. Какие последствия для региональной безопасности и российских интересов повлечет новая реальность?
В октябре 2025 года завершился срок действия резолюции Совета Безопасности ООН 2231, одобрившей соглашение по иранской ядерной программе ("Совместный всеобъемлющий план действий", СВПД) в 2015 году. Иран, а также Россия и Китай заявили, что все ограничения в отношении иранской ядерной программы официально утратили силу. Великобритания, Франция и Германия предприняли попытку запустить механизм "снэпбэк" для восстановления санкций, однако Тегеран и его союзники охарактеризовали их действия как "юридически несостоятельные". Глава МИД Ирана Аббас Арагичи подтвердил, что с 18 октября страна более не связана какими-либо ограничениями СВПД. Это знаменует собой новый этап в затяжном кризисе вокруг иранской ядерной программы. На фоне этих событий Тегеран продолжает реализовывать стратегию "Взгляд на Восток", рассматривая Москву и Пекин как ключевых партнеров в противовес западному давлению. Для России изменение статуса Ирана представляет собой сложную дилемму, сочетающую потенциальные выгоды от укрепления союза с ослабленным, но ресурсно богатым государством и серьёзные риски дестабилизации всего региона Ближнего Востока и Северной Африки. Сможет ли Москва эффективно использовать расширение сотрудничества с Тегераном, не допустив при этом опасной эскалации у своих южных границ?
СВПД, известный как "иранская ядерная сделка", был заключен в 2015 году между Ираном и группой мировых держав, включая США, Россию, Китай, Великобританию, Францию и Германию. Резолюция СБ ООН №2231 стала правовой основой для реализации мирного плана и устанавливала поэтапный режим снятия санкций в обмен на ограничение иранской ядерной программы. Однако в 2018 году Дональд Трамп, отрабатывавший свой первый президентский срок, в одностороннем порядке вышел из сделки и возобновил жёсткие санкции против Тегерана. Это решение фактически подорвало доверие Ирана к международным договоренностям и запустило новый виток противостояния.
Несмотря на попытки европейских стран сохранить соглашение, Иран постепенно отказывался от выполнения своих обязательств, наращивая обогащение урана. Кризис достиг апогея в 2025 году, когда в августе европейская "тройка" запустила механизм "снэпбэк" (англ. snapback – "бросок назад", "откат"), направленный на восстановление санкций ООН. Тегеран, Москва и Пекин единодушно осудили этот шаг. Как отметил иранский дипломат Курош Ахмади, Россия и КНР предоставили Ирану теоретические гарантии невыполнения восстановленных международных санкций, особенно в таких чувствительных областях, как обычные вооружения, ракеты и ядерная программа.
Столкнувшись с западной изоляцией, Иран целенаправленно укреплял отношения с восточными державами, в первую очередь с Россией и Китаем. Эта политика эволюционировала от тактического маневра до устойчивой стратегии, особенно после того, как попытки нормализовать отношения с Западом не увенчались успехом. Хотя Иран исторически избегал союзов с крупными державами, постоянное давление со стороны Запада заставило его пересмотреть свою позицию.
Конкретными проявлениями этой стратегии стало вступление Ирана в ШОС и БРИКС. Этот шаг представляют собой "качественное изменение" в отношениях Тегерана с его восточными союзниками, создавая правовые и политические платформы для углубления партнерства в экономической и военной сферах. Формирование неформального стратегического треугольника "Москва-Пекин-Тегеран" стало ответом на изменение геополитической обстановки, в частности, конфликт на Украине и антироссийские западные санкции.
Однако этот союз не лишен противоречий. Абсолютный прагматизм, а не идеологическая солидарность, остается главным двигателем политики как для России, так и для Китая. Пекин не стремится к безоговорочной поддержке Ирана и сотрудничает с ним лишь тогда, когда это соответствует его экономическим и геополитическим интересам. Это создает определенные риски для Тегерана, который в долгосрочной перспективе может столкнуться с ограниченностью возможностей своих восточных партнеров по полной нейтрализации последствий санкций.
Экономика Ирана на протяжении многих лет существует в условиях санкционного прессинга. По данным на 2023 год, ВВП страны составлял $4035 млрд, что на 12% ниже показателя 2016 года, достигнутого после заключения СВПД, и на 35% ниже пикового значения 2011 года. Национальная валюта, риал, за 31 год обесценилась по отношению к доллару в 438 раз, что катастрофически сказалось на благосостоянии простых иранцев.
Санкции нанесли удар по ключевым секторам экономики, в первую очередь по нефтяной отрасли, которая является основным источником доходов государства. В 2012 году, когда ЕС полностью прекратил импорт иранской нефти, а SWIFT отключил иранские банки от своей системы, страна столкнулась с глубоким экономическим кризисом. Для противодействия этим вызовам Иран был вынужден искать альтернативные пути, включая бартерные сделки. Например, Индия покупала иранскую нефть за рупии, а затем поставляла в Иран сахар и рис в качестве оплаты. Евросоюз также создал сложную бартерную систему, позволяющую Ирану торговать, минуя долларовые расчеты и банковскую систему.
Параллельно с экономическими трудностями, режим в Тегеране укреплял свои силовые структуры для подавления внутреннего недовольства. Исламский корпус стражей революции (КСИР) и добровольческое ополчение "Басидж" образуют сложный репрессивный аппарат, идеологически сплоченный и материально заинтересованный в сохранении существующей власти. Численность КСИР составляет от 100 до 150 тысяч бойцов, а "Басидж" – около миллиона. Эта система доказала свою эффективность в подавлении протестных волн, включая массовые выступления 2022 года, и является важным фактором устойчивости иранского режима.
Новая реальность, сложившаяся вокруг Ирана, имеет многогранные последствия для интересов нашей страны на фоне укрепления антизападного альянса. Ослабленный и находящийся в изоляции Иран объективно становится более зависимым от Москвы. Это позволяет России усиливать т.н. "ось сопротивления" и создавать дополнительный плацдарм для противодействия влиянию США и НАТО на Ближнем Востоке. Стратегическое партнерство с Ираном, как отмечает иранский министр иностранных дел Арагичи, строится на взаимном доверии и долгосрочном сотрудничестве.
Важное значение также имеет и военно-техническое сотрудничество между нашими странами. С истечением срока действия эмбарго на поставки обычных вооружений Иран получает возможность модернизировать свою армию. Россия как один из ключевых производителей вооружений может стать основным поставщиком для иранских вооруженных сил. Иран может получить доступ к передовым военным технологиям, что позволит совершить качественный скачок в его обороноспособности.
Оценивая экономические выгоды и риски, следует отметить, что сотрудничество с Ираном открывает для российского бизнеса доступ к обширному рынку и ресурсам. Однако вовлечение в схемы, направленные на обход санкций, несёт в себе репутационные и финансовые риски. Российским компаниям придется действовать с крайней осторожностью, чтобы не попасть под вторичные санкции.
Существует также и угроза региональной дестабилизации. Развитие иранской ядерной программы в отсутствие международного контроля может спровоцировать новую спираль гонки вооружений в регионе. Ответные меры со стороны Израиля, Саудовской Аравии или самих США создают прямую угрозу безопасности, в том числе и для российских активов и граждан в регионе. Нестабильность на Ближнем Востоке, как правило, негативно сказывается на глобальных ценах на энергоресурсы, что напрямую затрагивает экономические интересы России.
Экономические трудности Ирана, усугубленные санкциями, уже приводят к росту миграционного давления. По данным Международной организации по миграции, только в июне 2025 года из Ирана в Афганистан вернулось 256 тысяч беженцев, 70% из которых были депортированы принудительно. Этот кризис может распространиться и на другие направления, включая границы России и стран Центральной Азии, что потребует дополнительных ресурсов для обеспечения безопасности.
Можно сделать вывод, что для России истечение срока действия СВПД и активизация Ирана представляют собой сложную смесь стратегических возможностей и серьезных вызовов. С одной стороны, Москва получает дополнительный козырь в своей игре против Запада и потенциальные экономические дивиденды. С другой стороны, она рискует быть втянутой в новый виток конфронтации на Ближнем Востоке с непредсказуемыми последствиями.
В краткосрочной перспективе российская сторона, скорее всего, будет продолжать демонстративную поддержку Тегерана на дипломатической арене, используя его как инструмент давления на Вашингтон и его союзников. Однако в среднесрочной перспективе растущая напряженность в регионе может перевесить выгоды от тактического союза. Эскалация между Ираном и Израилем, возможная гонка ядерных вооружений и тотальная дестабилизация Ближнего Востока не соответствуют долгосрочным интересам России, которая предпочитает выступать в роли "арбитра" и "архитектора" новой региональной безопасности.
Таким образом, главной задачей для российской дипломатии станет не безоглядная поддержка иранского курса, а тонкое сдерживание Тегерана для предотвращения открытого конфликта и поиск путей для возобновления диалога по ядерной программе, но уже на новых, более выгодных для Москвы условиях. От того, насколько эффективно Россия сможет балансировать между ролью союзника Ирана и ответственного игрока на мировой арене, будет зависеть безопасность не только на Ближнем Востоке, но и стабильность южных рубежей нашей страны...
