Как появились самые первые экономические санкции и к чему они привели

Уходящий год был ознаменован введением Западом новых ограничений, призванных заставить Москву согласиться с предъявляемыми ей обвинениями и исправить "неуд" за поведение. Последний пакет рестрикций в наказание за "продолжающееся вопиющее игнорирование Россией международных норм" был оформлен Вашингтоном накануне рождественских праздников. Тем удивительнее, что в "мире свободы и демократии" никак не отметили 2450-летие своего любимого орудия, пришедшееся аккурат на 2018 год от Рождества Христова…  

Как ни старался, так и не сумел отыскать на просторах забугорных информационных полей ни одного актуального упоминания о Мегарской псефизме – первом известном в истории законодательном акте о введении экономических санкций. О столь значимом юбилее  не вспомнили ни в Североамериканских Штатах, ни в когда-то Великой Британии, ни в Объединенной страхом перед "русской угрозой" Европе, ни (что совсем странно) в слетевшей с катушек на почве русофобии "ридной нэньке", являющейся, если верить свидомым "историкам", прародиной и праматерью всего сущего.

Обидно получается. Как придумывать новые ограничения против России, так от желающих отбоя нет, а воздать хвалу тому, кто их изобрёл, никто не пожелал. С одной стороны, оно, вроде, и не к чему: не отмечает же плотник день рождения своего топора. Но, с другой, история появления первых санкций хоть и давняя, но поучительная.

По своим последствиям для тогдашнего цивилизованного мира Мегарская псефизма была вполне сопоставима (с поправкой на время и обстоятельства) с выстрелом в Сараево, спровоцировавшем Первую мировую войну, столетие окончания которой было недавно с пафосом отмечено оркестром лидеров западных держав под управлением дирижёра Макрона и исполнявшим собственную сольную партию президентом Трампом…

Итак, 432 год до нашей эры. Незадолго до этого греки объединенными усилиями сумели выстоять в длившейся полвека войне с персами. Но альянс городов-государств Эллады, возникший для отпора заморскому врагу, оказался непрочным и развалился, едва внешняя угроза отошла на второй план (но не исчезла окончательно).

К описываемому моменту большинство полисов примкнули к одному из двух военно-политических союзов – Афинскому (он же Делосский) и Пелопоннесскому. Первый, в котором заправляли "демократические" Афины, объединял прибрежные государства, жившие преимущественно за счёт торговли и ремесленного производства. Во второй, где "держала шишку" аристократическая Спарта, собрались те, кому была милее патриархальная аграрная экономика, основанная на рабском труде.

Отношения между двумя альянсами были натянутыми, но до большой драки дело до поры до времени не доходило – в народной памяти ещё были свежи воспоминания о персидских нашествиях. Однако противоречия нарастали, тем более, что союзы были неустойчивыми, полисы то и дело переходили из одного в другой и обратно, что приводило к конфликтам.

Сначала полыхнуло на острове Керкира (он же Корфу), который решил отложиться от Пелопоннесского союза и перейти под крыло Афин. Затем то же самое, но в противоположном направлении попытался совершить полис Потидея, которому показалось чересчур обременительным повышение взноса в казну Афинского союза аж в 2,5 раза.  

И, наконец, отличился небольшой торговый городок Мегара, расположенный на перешейке между Пелопоннесом и Аттикой. За счёт выгодного географического положения полис был интересен для обоих союзов, каждый из которых хотел видеть его в своих рядах. Побывав и там, и там, правители города сделали выбор в пользу бесхитростных спартанцев, считавших торговлю делом для себя недостойным, а потому не мешавших мегарским купцам делать свой маленький гешефт на перепродаже ремесленных товаров и оливкового масла.   

В итоге афиняне получили у себя под боком недружественного конкурента, который не только ломал устоявшийся бизнес, но и укрывал рабов, бежавших с серебряных рудников Аттики. Это "демократам" совсем не нравилось. Когда же вконец обнаглевшие мегаряне вдобавок ко всему распахали неприкосновенную пограничную землю, посвященную богине плодородия Деметре, терпение Афин лопнуло.

В ту пору фактически единовластным правителем в "колыбели мировой демократии" был знаменитый стратег и оратор Перикл (буквально "осененный славой"). Сей многомудрый муж немало сделал для роста могущества малой родины и всемерного укрепления ее позиций на древнегреческой политической карте, поэтому пользовался у сограждан заслуженным и непререкаемым авторитетом. Перед ним встала непростая задача: нужно было примерно наказать зарвавшихся соседей, не прибегая к грубой военной силе, поскольку это могло спровоцировать столкновение с их могучим покровителем Спартой. А этого очень не хотелось афинским купцам, не желавшим нести новые военные расходы и терять барыши.

И Перикл (недаром его поминают во всех учебниках истории), напрягши ум, нашёл блестящее (как тогда казалось) и нетривиальное решение. Он вынес на всенародное голосование псефизму о Мегаре. Слово сие хоть и похоже на ругательство, на самом деле таковым не является и переводится как "решение". У эллинов оно обозначало разновидность целевого правового акта, принимаемого в связи с каким-то значимым поводом, либо, что бывало чаще, в отношении конкретного лица (например, о даровании гражданства, награждении или изгнании).

Ноу-хау Перикла состояло в том, что он додумался распространить действие псефизмы на весь соседний полис. Согласно ей, мегаряном под страхом смерти запрещалось проживать и торговать в местах, подвластных Афинам, а их кораблям заходить в порты всех государств-членов Афинского союза.

Демос, возрадовавшись, что воевать и тратиться не придется, а злокозненные мегаряне скоро пойдут по миру, воздал хвалу мудрости вождя и в едином порыве дружно проголосовал за предложение. "Мегарская псефизма" вступила в силу. Так появились первые известные в истории экономические санкции одного государства против другого. Возможно, нечто подобное было и раньше, например, в Египте или Китае, но доподлинно об этом не известно.

Ценность Мегарской псефизмы, с точки зрения радетелей свободы и демократии, состоит в том, что она была принята волей большинства свободных граждан в ходе абсолютно прозрачного и честного голосования, т.е. самым правильным и цивилизованным способом. Однако на практике решение большинства не всегда оказывается верным и наиболее оптимальным.

Перикл и поверившие ему афиняне были правы в том, что псефизма больно ударит по Мегарам. Но стратег, не оставив наказанным соседям выбора и даже не пожелав выслушать их объяснений, не просчитал последствий. А они оказались печальными и для него, и для Афин.

Мегарянам, когда они узнали о том, что удумал Перикл, стало тоскливо. Теперь город, живший торговлей, лишался основного источника существования. На компромисс с Афинами рассчитывать не приходилось – до истечения годового срока псефизму отменить было нельзя, да никто бы этого делать и не стал. И правители оказавшегося на грани краха полиса послали депутацию в Спарту с жалобами на афинян.

Там, конечно, понимали, что мегаряне сами во многом виноваты в своих бедах (на фига, спрашивается, было распахивать священные земли?), но давать союзника в обиду тоже было неправильно. К тому же, на Афины давно жаловались и Коринф, лишившийся Керкиры, и затроленная Периклом Потидея. Рассудив, что дальше подобное самоуправство терпеть нельзя, суровые спартанцы отреагировали единственным известным им способом, и закованные в броню гоплиты царя Архидама зашагали на восток "восстанавливать попранную справедливость"…    

То, что творилось следующую четверть века в Элладе и прилегающих к ней акваториях, вошло в историю под обобщённым названием Пелопоннесская война. Боевые действия шли с переменным успехом: спартанцы, имевшие сильную и дисциплинированную армию, побеждали на суше; афиняне, обладавшие мощным флотом, брали реванш на море. Однако больнее война била по экономически более развитым Афинам, лишившимся доходов из-за прекращения торговли. Их противникам в этом плане было легче.

В итоге все закончилось разгромом Афин и распадом патронируемого ими союза. Впрочем, спартанцы не сумели толком насладиться плодами одержанной победы. Вскоре по их гегемонии нанёс удар бывший союзник Фивы, а затем главными в Греции стали македонцы...

Не повезло и Периклу. С началом войны со Спартой влияние политика стало стремительно падать. Посчитавший себя обманутым демос (обещали же, что плохо будет только мегарянам) быстро отвернулся от вчерашнего кумира. Его попёрли со всех выборных должностей, обвинили в коррупции и приговорили к крупному штрафу. Ко всем неприятностям добавилась эпидемия чумы, которую афиняне истолковали как кару богов за грехи правителя. От неё умерли два старших сына Перикла. Сам престарелый "отец афинской демократии" вскоре тоже заболел и скончался – то ли от чумы, то ли от горя.

Так что от Мегарской псефизмы не выиграл никто. Задуманные как способ добиться своего, не прибегая к грубой силе, первые экономические санкции привели к долгой и разрушительной войне, одной из самых кровопролитных в античной Греции. Хотели сделать, как лучше для себя, а вышло – хуже для всех.

Возможно, поэтому на Западе и не захотели праздновать сомнительный юбилей. Но судя по тому, что там с упорством, достойным лучшего применения, продолжают раз за разом пользоваться в отношениях с Россией изобретённым Периклом инструментом, ни Трамп, ни Мэй, ни Меркель с Макроном, не говоря уже про глав-кондитера Незалежной, о "Мегарской псефизме" и её последствиях просто никогда не слышали.