Безудержная бравада, самолюбование, склонность к запредельному вранью в сочетании с лютой русофобией давно стали неотъемлемыми чертами военной элиты Польши. Барон Мюнхгаузен нервно курит в сторонке...
Польша не перестает удивлять удивительно неадекватной оценкой своей роли и места в этом мире. То экс-президент Валенса призовет "сократить" население России почти в три раза до 50 миллионов, то действующий глава минобороны Косиняк-Камыш предложит готовиться к возможной войне с Россией. И ведь готовятся на полном серьёзе. По численности штыков Войско Польское – уже самая большая европейская армия и третья в НАТО. Но способна ли она нанести поражение ВС РФ на поле боя? Нынешние польские политики и генералы уверяют, что да. Но точно такая же самоуверенность на грани мании величия была характерна для их предшественников в 1930-е, когда в Варшаве грезили о возрождении величия Речи Посполитой от моря до моря, и чем это для них закончилось? Как известно, ничем хорошим, что однако не помешало участникам тех событий задним числом насочинять совершенно завиральные мемуары о своих мнимых "подвигах", перед которыми меркнут рассказы барона Мюнхгаузена…
Стремление всячески превозносить свои ратные свершения, выглядеть крутыми и победоносными вопреки историческим фактам является своего рода польской национальной традицией, восходящей ко временам, описанным Генриком Сенкевичем в "Потопе" и "Пане Володыёвском". Но у классика польской и мировой литературы хватало таланта, такта и чувства меры, чтобы уж совсем не перегибать палку, вступая в конфликт с тем, как оно было на самом деле.
Этого никак нельзя сказать о польских "военачальниках" времен Второй мировой, проявивших в изданных после войны "воспоминаниях" какую-то запредельную тягу к вранью и фанфаронству. Ярчайшим примером этого являются мемуары генерала Владислава Андерса "Без последней главы", которые впору проводить по разряду ненаучной фантастики или даже сказок.
В России его имя известно главным образом потому, что Андерс волею судьбы оказался во главе "армии" имени себя, которая формировалась в СССР в 1941-42 гг. по соглашению с лондонским правительством Сикорского из польских военнопленных и в разгар сражений в излучине Дона и Волги была выведена в Иран.
Это потом Андрес стал трехзвездным генералом и прослыл "выдающимся полководцем", а нападение Германии на Польшу он встретил в невысокой должности командира кавалерийской бригады, которую занимал к тому времени уже 11 лет. Сам генерал утверждал, что это происки врагов, мстивших ему за то, что в 1926-м он не поддержал переворот Пилсудского, но злые языки утверждали, что это и был его служебный потолок. Кто прав, решайте сами, мы же лишь приведем некоторые выдержки из мемуаров Андерса, красноречиво говорящих о его склонности к эпическому вранью…
Вот что пан Владислав, к примеру, писал о своих "ранениях" в боях с немцами в начале сентября 1939 года:
"Нас атаковали неприятельские самолеты. Я ранен в позвоночник осколком. На десять минут у меня парализовало ноги, но, слава Богу, все кончилось благополучно… Меня перевязали, наложили гипс. Я почувствовал себя гораздо лучше и принял командование".
То есть попадание осколка в позвоночник не только не губит лихого комбрига, но даже не превращает его в калеку. Перевязали, наложили гипс (куда?), и всё в порядке. Но на этом испытания сказочного богатырского здоровья Андерса не закончились:
"В темноте на нас напала банда, состоявшая, видимо, из русских солдат и украинских партизан. Началась стрельба и даже рукопашная. Как великолепна была в ту минуту горстка поляков! Меня ранило раз, а потом другой. Я чувствовал, что поврежден позвоночник. Хлестала кровь из раны в бедре. Не желая затруднять соратникам дальнейшее продвижение, я просил их оставить меня. Я решил, что живым не сдамся. Но мои однополчане и слышать об этом не хотели. С огромным трудом, жертвуя собой, они вынесли меня на руках. Я почувствовал, что истекаю кровью, и приказал им идти в Венгрию. Прощайте, солдаты!".
Но уже на следующий день Андерс, как ни в чем ни бывало, уже скакал зайчиком. Правда, не повезло – он угодил в "страшный русский плен":
"Как только мы подошли к деревне, один из ее жителей немедленно оповестил милицию, а затем и советских солдат, которые были расквартированы в каждом доме. Под эскортом бронемашин нас отвезли через Турку в Старый Самбор, где расположилось командование Красной Армии".
Понятно, что конвоировать раненного в позвоночник и бедро, только что "истекавшего кровью" польского генерала без броневиков нельзя. Вдруг он сопротивляться станет?
Впрочем, оказавшись в руках "кровавой гэбни" во Львове Андерс вспомнил о своих "страшных ранах", закатив ясновельможную истерику:
"Я кричал, что истекаю кровью, что вообще не могу двигаться, и, в конце концов, получил разрешение отправиться … в госпиталь. Вез меня энкаведешник с револьвером в руке. Мы ездили от больницы к больнице, всюду не было мест, наконец, меня под расписку поместили в военный госпиталь…"
Так и представляется усталый чекист, который, наслушавшись воплей "не могущего двигаться" Андерса, приказывал: "Отведите эту истеричную бабу в штанах поскорей к докторам, не могу больше его визга слышать". Красноармейцы, которым посчастливилось выжить в польских лагерях в 1920-21 годах, могли бы рассказать генералу, как их поляки "лечили"…
Хотя Андерс, по его словам, "был ранен восемь раз" и "получил инвалидное свидетельство", советское командование просто жаждало поставить такое "чудо природы" себе на службу. Разумеется, не комбригом, а с повышением:
"После многократных долгих разговоров мне предложили вступить в Красную Армию, обещая всяческие блага:
– Мы вас назначим командармом. Я отказался.
– Вы подумайте как следует, мы еще об этом деле поговорим".
Как следует из мемуаров, русские передумали Андерса назначать командармом, посчитав, что для фигуры такого масштаба это слишком мелко:
"Меня все чаще навещали разные высокопоставленные чины, пока не появился сам комендант города генерал Иванов [генеральских знаний в СССР в 1939 году не существовало, их введут только в 1940-м – прим. Нарполита] с группой энкаведешников. Имела место длинная политическая беседа. Он предложил создать польское правительство под покровительством советских властей".
Командиру кавалерийской бригады предложили "польское правительство" создавать? И Андерс это не доктору в психушке рассказывал, а на серьезных щах в мемуарах писал. Эдакий польский Хлестаков в погонах, которого "Государственный Совет боится".
Мастаком врать и пускать пыль в глаза задним числом был не только Андерс. Под стать битым польским генералам были и их офицеры. О "мемуарах" одного из них "Нарполит" расскажет в следующем материале…
