С призывами к орловцам одуматься и не допустить увековечения памяти "кровавого тирана, дегенерата и убийцы" публично выступили режиссёр Лунгин, актер Баринов, писатель Чхартишвили (Акунин), музыкальный критик Троицкий, литературовед Чудакова, драматург Радзинский и многие иные "властители дум". Все они постарались в меру таланта и воспитанности вылить на грозного государя кто черпак, а кто и многоведерную бадью вербальных помоев.

В свойственной ему безапелляционной манере в эфире "Эха Москвы" высказался некогда широко известный, а ныне крепко подзабытый тележурналист Невзоров: "Мне очень жалко, что люди, которые руководят вами… заняты этим бредом, они всерьез обсуждают установление памятника какому-то древнему, замшелому, давно никому не интересному кровопивцу, Чикатиле того времени… Они всерьёз обсуждают памятник идиоту…"

Общее отношение либеральной публики к фигуре царя в концентрированном виде выразил телеведущий и как бы историк Сванидзе: "Иван Грозный по факту был человеком, истребившим дикое количество своих сограждан, уничтожившим целые города, районы и оставившим после себя полную разруху и Смутное время…"

Столь бурная реакция кажется странной лишь на первый взгляд. Ведь именно Иван IV сделал Российское государство полноценным субъектом мировой политики и осмелился бросить открытый вызов Западу. И, по сути, отношение к нему является своего рода индикатором отношения к России и её прошлому. Пожалуй, во всей мировой истории нет другой фигуры, вокруг которой было бы сконструировано такое количество лживых мифов, прочно угнездившихся в массовом сознании.

Современный взгляд на Ивана Грозного во многом базируется на "Истории государства Российского" Карамзина, который создал весьма неприглядный образ первого русского царя. В своём труде он сознательно применил метод фальсификации, старательно и совершенно не критично воспроизведя содержание тех источников, которые рисовали Ивана IV с самой негативной стороны. Карамзин опирался в первую очередь на сочинения явных недругов и недоброжелателей царя – изменника Курбского, папского легата Поссевино, шпионивших при русском дворе "иностранных специалистов" Штадена, Таубе, Крузе, Шлихтинга. Тот факт, что вся их писанина являлась, по сути, заказными политическими памфлетами, созданными в интересах врагов России, Карамзина ничуть не смущал, ибо такой подход хорошо вписывался в заданный императором Александром I либеральный тренд. Благоволение власти позволило "раскрутить" карамзинское творение, придав ему канонический статус.

Благодаря стараниям идейных наследников Карамзина – либеральных историков, журналистов, художников, писателей, кинорежиссеров – отталкивающий образ Ивана IV приобрёл законченный вид. В их многочисленных творениях первый русский царь представлен (в некоторых случаях весьма талантливо) патологически жестоким злодеем, главарём банды беспредельщиков-опричников, убийцей собственного сына, развратником-сифилитиком, менявшим, как портянки, жён и любовниц, святошей, лившим в церквях крокодиловы слёзы по казнённым боярам и замученному митрополиту Филиппу.

Для создания иллюзии объективного подхода некоторые "исследователи" признают определенные положительные деяния Ивана Васильевича (взятие Казани, проведение военной реформы, внедрение земского самоуправления), но подчёркивают, что это относится лишь к начальному периоду его правления, когда царя окружали "мудрые, прогрессивные и толковые" советники, составлявшие "Избранную раду": Адашев, Курбский, Сильвестр и другие. Затем же монарх "испортился" – стал мстительным и подозрительным, разогнал и репрессировал "настоящих и верных друзей", окружив себя отъявленными душегубами и авантюристами, создал опричнину и залил полстраны кровью. Тем самым, всё положительное было перечёркнуто; поэтому доброго слова от потомков Иван IV не заслуживает и по праву может считаться "выдающимся злодеем всех времен и народов".

Между тем, стоит обратить внимание на то, что трансформация царя из "хорошего" в "плохого" примерно совпадает с началом Ливонской войны – пятнадцатилетнего ожесточенного противостояния России и коалиции поддержанных папским престолом европейских государств, в ходе которого нашей стране пришлось также отражать удары с юга от крымчаков и турок.

Начавшись как локальный конфликт с дышавшим на ладан Ливонским орденом, война быстро приобрела колоссальный размах. Появление русских на берегах Балтики не отвечало интересам поляков, литовцев, шведов и датчан, которые поспешили "заступиться" за ливонцев. Особенностью войны стало то, что она велась не только на полях сражений и у стен крепостей, но и в информационной сфере. Одной из главных задач противников России являлась демонизация и всемерное очернение её правителя, что должно было как подорвать доверие к нему подданных, так и лишить возможности найти союзников. Этим старательно и небезуспешно занимались десятки борзописцев, самым известным из которых был один из бывших "ближников" царя, перебежчик Курбский. Ими и было сконструировано большинство тех мифов, под которые позже подвел мощную "научную" базу Карамзин…

Давно установлено, что Иван Грозный не убивал своего сына Ивана (как известно, у живописца Репина отсохла рука, которой он воспроизведшего этот миф на полотне), что к мученической гибели митрополита Филиппа (Колычева) царь не имеет никакого отношения, что у него не было семи или восьми жён, а сам он не страдал сифилисом.

Что же касается "массовых кровавых убийств", превративших страну едва ли не в безлюдную пустыню, то их масштаб преувеличен последователями Карамзина и Курбского в десятки раз, и не идёт ни в какое сравнение с тем, что творилось в то же время в "цивилизованной и просвещённой Европе", являющейся образцом для всякого правоверного либерала. Ведь только в ходе спровоцированной и санкционированной французской королевской семьёй резне гугенотов в Париже, - известной как Варфоломеевская ночь, - было убито народу больше, чем за полвека царствования Ивана Грозного.
При этом едва ли не все жертвы "царского" террора принадлежали к высшей аристократии или составляли её ближайшее окружение, понеся наказание за отнюдь не выдуманные, а за вполне реальные преступления. Как правило, это было участие в заговорах против царя, - а такое в те времена нигде не прощалось. Причём, многие казненные и до этого были уличены в "изменах" (кое-кто неоднократно), но прощены царем, целовав крест на верность; такая мягкость для тогдашней Европы была совсем не характерна. Поэтому крайняя мера применялась в отношении клятвопреступников и "политических рецидивистов".

В отличие от власть имущих, простой народ относился к Ивану IV весьма положительно, видя в нем защитника от произвола бояр и неоднократно поддерживая его политику на земских соборах, которые "тиран и душегуб" регулярно собирал даже в годы войны. Однако простые люди, в отличие от Курбского и Шлихтинга, письменных свидетельств о своем правителе не оставили, - не до того им было. Впрочем, образ "справедливого царя", с которым ассоциировался Иван Грозный, ещё долгое время сохранялся в народной памяти. Через двести лет этим весьма успешно воспользовался Емельян Пугачёв, объявивший себя "чудесно спасшимся императором Петром III".  

К сожалению, яркие и броские художественные творения последователей Карамзина, рисующие первого русского царя "кровавым упырем и маньяком" (как тут не вспомнить "Знак Каина" Чхартишвили-Акунина, "Царя" Лунгина или воспроизведённую в миллионах репродукций картину Репина), намного более популярны у массового потребителя, чем скучные научные работы тех, кто пытается показать Ивана Грозного с положительной стороны.   

Такую ситуацию надо менять. И появление памятника первому русскому царю в Орле – шаг, безусловно, в верном направлении. Однако этого недостаточно. Необходима системная и целенаправленная работа по развенчанию мифов о великом правителе России, в том числе художественными средствами. По большому счёту, это в интересах тех, кто сейчас определяет государственную политику. Ведь вряд ли им хочется, чтобы через три-четыре века представление об "эпохе Путина" потомки получали только из сохранившихся архивов "Эха Москвы", "Новой газеты", "Дождя", "Таймс" или "Гардиан". Как учит пример Ивана Грозного, об альтернативной подаче информации для следующих поколений следует позаботиться уже сейчас.