Так начиналась российская демография
"Милостивый государь, Иван Иванович! Разбирая свои сочинения, нашел я старые записки моих мыслей, простирающихся к приращению общей пользы. По рассмотрении рассудилось мне за благо пространнее и обстоятельнее сообщить их вашему высокопревосходительству, яко истинному рачителю о всяком добре любезного отечества.…" М.В.Ломоносов. "О сохранении и размножении российского народа".
Что обычно дарят на дни рождения фаворитам императриц? Задача не из лёгких… А пока придумаешь подарок такому ценителю прекрасного, как любимец "дщери Петровой" Иван Иванович Шувалов, и вовсе голову сломаешь. Вон, на тридцатитрёхлетие преподнёс было Мельгунов ему скульптуру мраморную, самого Праксителя. Из Италии с величайшей осторожностью доставляли; пол-дороги на руках несли, чтоб не повредить. Уж чем бы, кажется, больше угодить тонкому ценителю искусств! Так Пракситель этот, и недели в доме Шувалова не пробыв, в созданную им Академию художеств отправился. То же и с картинами, и с разными ценнейшими редкостями: полюбуется Шувалов, вздохнёт, да и отдаст в Академию – "для наглядности в обучении и общего любования".
Единственным гостем, всегда являвшимся на дни рождения к фавориту с лёгким сердцем и без сомнений в правильности своего выбора, был Михаил Васильевич Ломоносов. Он дарил стихи. С ними Шувалов долго не расставался.
И вот, в 1761 году, празднуя очередной день рождения, фаворит с удовольствием принял из рук академика Ломоносова привычный и желанный подарок – рукопись. Скрученная трубочкой, перетянутая золотой тесьмой, хрустящая… Иван Иванович тут же, при всех развернул её, подчёркивая этим жестом значимость подарка. Ему и самому не терпелось поскорей пробежать глазами летящие ломоносовские строки, вдуматься, вчитаться…
Однако на этот раз вместо удовольствия лицо Шувалова как-то странно вытянулось. Он хмурился, пока читал, потом быстро скрутил рукопись, кивнул Ломоносову и, взяв его под руку, отвел за колонну…
Исторический факт: трактат Ломоносова был-таки представлен императрице. Правда, "представлен" – отнюдь не означает "прочтён".
Сцена могла выглядеть, например, так.
Елизавета Петровна, приняла Шувалова. Она заметила в его руке какой-то документ; теперь он всё чаще стал приходить по утрам с разными государственными бумагами. Елизавета Петровна кротко поинтересовалась – что у него на сей раз. Шувалов отвечал: трактат академика Ломоносова о сохранении российского народа, весьма дельный.
- Ломоносов – прожектёр известный, усмехнулась Елизавета. - Ежели дельный, так в дело и отдай Петру Ивановичу (сенатору Шувалову, двоюродному брату фаворита – А.Ш.); он лучше нас с тобой разберёт. А ежели и сам сомнения имеешь, так запрячь его подалее, от греха. А то я этого Ломоносова знаю…
Похоже, что так Шувалов и поступил. Во всяком случае, ломоносовская записка до 1777 года среди государственных документов не значится. И только вернувшись из многолетнего путешествия по Европе, Шувалов передал её новой императрице Екатерине Второй. Он об этом говорит сам в письме своей сестре Прасковье Ивановне Голицыной: "При возведении моём в должность имел я случай передать часть того архива государыне… памятуя, сколь много Ея Величество трактатами академика Ломоносова интересовалась… к коим и список мой с записки о "Сохранении и размножении российского народа" приложил…"
Ломоносова тогда уже двенадцать лет, как не было в живых.
Прочла ли трактат Екатерина, неизвестно. Свидетельств нет ни за, ни против. Екатерина была сильно раздражена на покойного академика за ту дерзкую критику, которой он подверг "Историю Петра Первого", написанную Вольтером. Хотя, вполне вероятно, что она всё же прочла несколько последних трудов самого Ломоносова. Работ такого рода имелось несколько: "Об истреблении праздности", "Об исправлении земледелия", "Об лучших пользах купечества", "О лучшей государственной экономии"… Часть из них дошла до нас лишь в отрывках, черновых бумагах, в случайных упоминаниях современников.
Павел Первый трактат читал. Никита Панин (сын генерал-аншефа Петра Панина и племянник воспитателя Павла Никиты Панина) вспоминал, что государь пожелал оставить своему наследнику два, как бы сейчас сказали, скандальных документа – трактат "О сохранении и размножении российского народа" Ломоносова, как пример опаснейшей инициативы, и "Пытошное дело" Артемия Волынского в качестве назидания о "пустом заговоре", составленном из пьяной болтовни недовольных вельмож.
Так что оба документа наши последующие правители читали, можно сказать, по сложившейся традиции. И по той же "традиции" каждый засовывал их подальше.
Впрочем, и самого Ломоносова пытались списать, как "архивную древность".
