Для чего российской армии нужен новый ГлавПУР

Настоящую истерику в либеральных кругах вызвали сообщения о возможном создании в российской армии структуры, аналогичной советскому Главному политическому управлению – ГлавПУРу, которая должна будет заменить нынешнее Главное управление по работе с личным составом (ГУРЛС). Всё началось с выступления заместителя председателя Общественного совета при Минобороны Александра Каньшина, который обосновал необходимость появления нового главка возрастанием роли морально-политического единства армии и общества в условиях глобального информационно-психологического противоборства. Хотя военное ведомство не прокомментировало озвученную инициативу, она спровоцировала бурную медийную реакцию.

Полковнику запаса Каньшину припомнили замполитское прошлое и уличили в дремучем "совковом" мышлении, а якобы стоящих за его спиной военных чиновников – в стремлении освоить бюджет и увеличить число звёзд на погонах. Заодно свободомыслящие и неполживые критики, многие из которых, как следовало из их текстов, сами в советские времена трудились в армейских и флотских политотделах, поделились с публикой соображениями, призванными убедить всех и каждого в ненужности и пагубности возрождения ГлавПУРа.

Видимо, в пылу полемики позабыв, что по себе людей не судят, они, ссылаясь на личный опыт, азартно повествовали, как в советское время замполиты сплошь и рядом подрывали институт единоначалия, вмешиваясь в компетенцию командиров и начальников штабов; заставляли офицеров заниматься всякой ерундой, вместо боевой учёбы; начётничали, имитируя кипучую деятельность; поощряли наушничество и стукачество, создавая тем самым нездоровую атмосферу в воинских коллективах.

Бывшие демократы в погонах также припомнили, что армия у нас вне политики, поэтому политорганов в ней быть не должно, а их возвращение будет шагом назад, в проклятое тоталитарное прошлое. Опять же, у России нет государственной идеологии, а посему пропагандировать политрукам будет нечего, кроме голого патриотизма, который, как известно всякому общечеловеку, есть не что иное, как последнее прибежище негодяев.

Естественно, не обошлось без ссылок на "передовой" зарубежный опыт: мол, посмотрите: нигде, кроме Китая да Северной Кореи с Кубой, политруков в армиях нет. Значит, они и не нужны.

Приводились и не столь эмоционально окрашенные, но "убойные" аргументы: высокие затраты на фоне экономических проблем государства, отсутствие подготовленных кадров, непроработанность правовой базы и т.п.

Между тем, идея, озвученная полковником запаса Каньшиным, представляется вполне здравой уже хотя бы потому, что вызывает резкое неприятие тех, кто на стыке 1980-х – 1990-х разлагал армию, приобщая ее к "демократическим процессам". Ситуация до боли напоминает сцену из фильма "Служебный роман", в которой секретарша-модница Верочка примеряет сапоги на высоченном каблуке и интересуется мнением по их поводу начальницы-грымзы, а получив от той предсказуемую негативную оценку, задумчиво изрекает: "Значит, хорошие сапоги, надо брать". Так и тут: выслушай мнение либерала и сделай наоборот.   

Если же разобраться, многие доводы противников возрождения ГлавПУРа представляют собой примеры сознательной манипуляции и подмены понятий. Так, говоря об угрозе единоначалию, якобы исходящей от новой институции, со ссылками на печальный советский опыт либералы намеренно выхватывают из истории сравнительно непродолжительные периоды, когда представители партии большевиков, именуемые комиссарами, имели право отменять приказы командиров и даже отстранять от должности, если появлялись подозрения в их лояльности. В годы гражданской войны такой подход был вполне обоснован, поскольку подавляющее большинство командных должностей в РККА на уровне полка и выше занимали бывшие офицеры царской армии, в основной массе не испытывавшие симпатий ни к коммунистической идее, ни к её проводникам. Позже институт комиссаров ненадолго возрождали в период политических чисток в армии, а также на начальном этапе Великой Отечественной войны. В остальное время политработники никаких особых полномочий по вмешательству в управление войсками не имели.

Клеймя институт замполитов, либералы ловко игнорируют тот факт, что вообще-то появлением политических надзирателей в армии мир обязан так горячо любимому ими Западу. Первыми, кто додумался прикреплять комиссаров к войскам, были правители средневековых купеческих республик Венеции и Генуи. Для защиты своих владений от супостатов они привлекали отряды наёмных солдат, что позволяло избавить своих граждан от риска погибнуть на поле боя. Однако бойцы, служащие за деньги, были не очень надёжны; например, их могли перекупить. Дабы застраховаться от подобной неприятности, к наемникам прикомандировывали доверенных представителей работодателей, призванных следить за соблюдением условий контракта. Позже эту идею, но уже придав ей политическое измерение, использовали американские колонисты, когда вели с Англией войну за независимость, а вслед за ними – французы во время революционных войн с европейскими монархиями.

В России же первые комиссары появились вскоре после Февральской революции. Временное правительство, сомневаясь в лояльности командующих войсками, прикрепляло к ним специальных уполномоченных, которые при выявлении "измены делу революции" принимали меры. Например, арест поддержавших "корниловский мятеж" в августе 1917-го генералов Деникина, Маркова и Орлова в Бердичеве произвел комиссар Юго-Западного фронта меньшевик Иорданский.

Так что большевики, создавая свой "новый коммунистический орден самураев", как называл армейских комиссаров Троцкий, лишь заимствовали чужие наработки. При этом, в отличие от итальянских, американских, французских и "временных" предшественников, направляемые в части Красной армии посланцы РКП(б) вместе со своими подопечными несли всю полноту ответственности. В случае, когда полк бежал с поля боя, комиссара (если он к тому моменту был жив) нередко ставили к стенке рядом с командиром. Конечный результат гражданской войны, достигнутый во многом усилиями "красных самураев", не жалевших ради победы "пролетарской революции" ни себя, ни других, показал эффективность такого подхода.  

Во время Великой Отечественной участь попавших в плен политработников была предрешена. Немцы их, как правило, расстреливали сразу. Это уже говорит о многом.

Приводя негативные примеры, касающиеся деятельности замполитов поздне-советского периода, критики проекта восстановления ГлавПУРа сознательно умалчивают о том, что это являлось следствием общей ситуации в КПСС, неотъемлемой частью которой были политорганы. Безыдейность, начётничество, стремление к наживе, готовность ради карьеры идти по головам были характерны для большинства руководящих партработников, и начальники политотделов частей и соединений вовсе не были исключением.     

Рассуждая же о современном "передовом зарубежном опыте", якобы напрочь отрицающем ведение политической работы в армии, либералы опять лукавят. Например, в структуре вооруженных сил США формально нет комиссарских должностей, однако вряд ли кто-то сейчас может соперничать с американцами по уровню политической накачки. Только эту функцию выполняют в основном сержанты, посильную помощь которым оказывают армейские газеты, вроде "The Stars and Stripes", Голливуд и методички Пентагона.       

Полезность и нужность структуры, занимающейся политической подготовкой в российской армии, в нынешних условиях очевидна.

Против государства, частью которого являются вооруженные силы, ведется комплексная гибридная война, как бы это ни пытались отрицать доморощенные поборники общечеловеческих ценностей. На уровне конкретного индивида она проявляется в основном в информационной плоскости. Непрерывно льющиеся с экранов смартфонов и экранов телевизоров потоки "фейковых" новостей и "разоблачений", если к ним нет стойкого иммунитета, могут рано или поздно дать желаемый их распространителям результат. И как молодой человек, воспитанный на американских комиксах и голливудских блокбастерах, будучи облачен в военную форму, поведет себя в реальной боевой обстановке гадать не приходиться. Зачем, рискуя жизнью, защищать "преступный кровавый и коррумпированный режим", если можно поднять лапки кверху и насладиться обещанными "бочкой варенья и корзиной печенья".    

Полностью изолировать современного солдата от внешних медийных источников практически невозможно. Значит, у него должно быть сформировано стойкое неприятие к лживой информации и умение её отличать. Эту задачу невозможно решить "информированием" и "воспитанием" в тех формах и теми силами, какими они сейчас осуществляются в войсках. Не секрет, что многие нынешние офицеры-воспитатели назначаются на свои должности по остаточному принципу, не имея ни желания заниматься этим делом, ни должной подготовки. Да и внимание этой деятельности в войсках уделяется постольку-поскольку. Вот и имеем мы регулярно появляющиеся в соцсетях ролики с пляшущими в неглиже курсантами и проблемы с мотивацией у молодых офицеров, не говоря уже про солдат-контрактников. Надежды же на то, что "когда придет час суровых испытаний", эти ребята вдруг в одночасье вспомнят о подвигах предков, защищавших страну, и возжелают последовать их примеру, без колебаний отдав жизнь за Родину, представляются излишне самонадеянными. А ведь формировать чёткие мировоззренческие установки на этот счёт надо не только у тех, кто служит, но и у тех, кому это только предстоит.   

Поэтому необходима комплексная программа, нацеленная на то, чтобы страна имела не только подготовленную, в том числе в политическом плане, армию, но и мобилизационный ресурс, состоящий из людей, которые четко понимают, за что и почему им предстоит сражаться. Воплотить её нынешнему ГУРЛС с имеющимся набором размытых функций явно не под силу. И дело не только в переименовании главка. Надо расширять круг стоящих перед ним задач, воссоздавать систему подготовки профессиональных кадров, да много ещё чего.

Опять же, нельзя забывать о том, что политработа должна быть направлена не только на своих, но и на чужих. В структуре советского ГлавПУРа было управление спецпропаганды, занимавшееся оказанием морально-психологического воздействия на войска и население противника, а заодно и на военнопленных. Восстановить нечто подобное в структуре нового главка тоже имело бы смысл.

Ну, и наконец, о главном. Об отсутствии у нас государственной идеологии, без которой якобы невозможно ведение политической работы. По-большому счету, она уже есть, только пока не сформулирована. Об этом говорит хотя бы чётко проявленное народом на последних выборах категорическое неприятие навязываемой Западом либеральной модели развития, а также последовательное отстаивание Россией собственных национальных интересов. На первое время вполне хватит установки на патриотизм, а соответствующие документы можно будет написать и потом.

Когда идет война, воспитатели уже не нужны. Они должны уступить место политрукам, которые, если надо, поднимут солдат в атаку.