Зачем в Белоруссии отмечали столетие фантомного государства (Часть 1)
В братской Белоруссии 25 марта отмечали так называемый День воли – неофициальный праздник, приуроченный к провозглашению Белорусской народной республики (БНР) в 1918 году. Как общественный феномен белорусский День воли возник на фоне развала СССР и был тесно связан с охватившим все союзные республики стремлением обособиться от России. Поэтому в начале 1990-х он отмечался достаточно широко. Дорвавшиеся до власти местные демократы заявляли, что в марте 1918-го были заложены основы белорусской государственности, а в качестве государственных символов в самостийной Беларуси использовались позаимствованные у БНР герб "Пагоня" и "бел-чырвона-белы сцяг", известный также как "сало-мясо-сало".
Однако националистический угар в Белоруссии быстро прошел. Выяснилось, что возможность ругать на мове "праклятых маскалей", десятилетиями объедавших "тутэйшых сялян" – это слабая компенсация пустоты в кошельках и холодильниках. На президентских выборах в 1994-м народ предпочел русофобу Поздняку и соучастникам Беловежского сговора Кебичу и Шушкевичу прагматичного директора совхоза Лукашенко, умело использовавшего ностальгию белорусов по советскому прошлому.
При "батьке", провозгласившем курс на сближение с Москвой и заменившем бэнэровскую символику на немного модернизированные флаг и герб Белорусской ССР, русофобский День воли утратил благоволение властей, став поводом для проведения протестных акций свядомой оппозиции. Их неизменными атрибутами были запрещённые стяги БНР и транспаранты, уличавшие президента в предательстве национальных интересов и пресмыкательстве перед Россией. Впрочем, митинги и шествия "змагаров" были недолгими: вожаков оперативно "винтила" полиция, остальным предлагалось расходиться, предварительно сдав флаги и прочую символику. Ежегодно 26 марта западные СМИ и оппозиционные белорусские издания публиковали списки задержанных накануне, не забывая обвинять Лукашенко в диктаторских замашках и попрании демократии.
Однако в этом году привычный сценарий изменился. Впервые за годы правления "батьки" власти не только не препятствовали тем, кто пожелал отметить День воли, но и фактически оказали им поддержку. В центре Минска, на площади у театра оперы и балета был организован митинг, перешедший в концерт, на который собралось от пяти (по данным правоохранителей) до пятидесяти (по мнению организаторов) тысяч человек. Для почти двухмиллионного Минска это в любом случае немного, но в прежние годы число тех, кто собирался 25 марта на оппозиционные тусовки, было в разы меньше.
Митинг почтили своим присутствием некоторые депутаты парламента, руководители провластных СМИ и представители православного духовенства. Праздничные мероприятия также прошли в Бресте, Гродно, Гомеле и некоторых других городах.
Конечно, не обошлось без накладок. Нескольких особо упёртых "змагаров", не пожелавших принимать участие в разрешённом митинге-концерте и попытавшихся затеять традиционное шествие по улицам столицы, всё-таки повязали. Но на сей раз задержанных было немного, да и обращались с ними весьма деликатно.
Непривычно широкое по белорусским меркам празднование годовщины образования БНР дало некоторым обозревателям дополнительную аргументацию для подкрепления тезиса о продолжающемся дрейфе Минска в сторону Запада и углублении противоречий с Москвой.
Такая трактовка имеет право на существование. Ведь до сих пор считалось, что белорусская государственность впервые оформилась в виде Белорусской советской республики, а БНР имеет к ней примерно такое же отношение, как, скажем, провозглашённая Временным правительством Керенского осенью 1917-го Российская республика к нынешней Российской Федерации. То есть никакого, - от слова совсем. В России в минувшем сентябре никто и не вспомнил о столетии этого исторического казуса.
Что же такого значимого произошло в Минске 25 марта 1918 года? Да, собственно, ничего, о чём стоило бы помнить спустя столетие.
Ни до, ни во время Первой мировой войны идея национального самоопределения белорусов не пользовалась сколь-нибудь отличимой от абсолютного нуля поддержкой местного населения, являясь предметом грёз кучки общественников, деятелей культуры и состоятельных любителей полесского фольклора, в большинстве осознававших несбыточность своих мечтаний. Забавно, но группировались самостийники отнюдь не в Минске или, скажем, в Могилёве, а в населённом преимущественно поляками и евреями Вильно (Вильнюсе), где издавали крошечными тиражами несколько газетёнок, самыми заметными из которых были "Наша нива" и "Вольная Беларусь".
Так бы они и строчили заметки в никем не читаемые "мурзилки", да предавались мечтаниям о "свободе для Беларуси", если бы не Февральская революция. На её мутной волне "свядомые змагары" сколотили в Минске Белорусский национальный комитет, который попытался договориться с правительством Керенского об автономии, но не преуспел.
Проведённые уже при большевиках выборы в Учредительное собрание показали, что идея самостийности совершенно не интересна белорусам. Её сторонники получили менее полпроцента голосов. Это, впрочем, не помешало им созвать Всебелорусский съезд, который хоть и был достаточно быстро разогнан красногвардейцами, но успел избрать некий представительный орган, названный Радой. Однако пока над Минском реял красный флаг, Рада вела себя тихо.
Ситуация изменилась после того, как в феврале 1918-го немцы, воспользовавшись эпатажной выходкой Троцкого на переговорах в Брест-Литовске (знаменитое "ни мира, ни войны, армию – распустить"), перешли в наступление и, не встретив серьезного сопротивления, заняли большую часть Белоруссии, включая Минск. Вот тут-то "свядомые" и зашевелились.
Предварительно заверив оккупантов в своей полной лояльности, 25 марта они под сенью германских штыков приняли третью уставную грамоту Рады БНР, оповестившую планету о возникновении на ней нового "свободного и независимого государства". Впрочем, на это "историческое событие" никто не обратил никакого внимания. В ту пору в различных уголках бывшей империи самопровозглашались десятки всевозможных "республик", и появление ещё одной не могло вызвать ажиотажа.
Ни свободным, ни независимым новообразованное государство не являлось, поскольку было создано на территории, оккупированной германскими войсками. Однако это не смутило его отцов-основателей, развивших кипучую деятельность. Перво-наперво они озаботились государственной символикой.
С гербом определились быстро, определив в качестве такового эмблему Великого княжества Литовского "Пагоня", изображающую скачущего всадника. Флагом же стало бело-красно-белое полотнище. Ныне в среде "змагаров" считается аксиомой, что этот флаг тоже является наследием могучих литвинских предков; однако это не более, чем миф. Как утверждал один из деятелей БНР Адамович, поначалу для новой республики был выбран чисто белый флаг, который должен был рифмоваться с названием "Белая Русь". Однако вожди Рады, среди которых преобладали доморощенные социалисты, посчитали, что такой стяг выглядит, во-первых, слишком контрреволюционно, а, во-вторых, очень напоминает символ капитуляции. Для того, чтобы избавиться от столь невыгодных ассоциаций, посередине провели красную (революционную) полосу. Так и получилась нынешняя святыня борцов с "режимом Лукашенко".
