Коварство Нуланса, амбиции Савинкова и сгоревший Ярославль (Часть 1)

Сто лет назад, в августе 1918-го, в Архангельске высадились войска Антанты, под прикрытием которых на Русском Севере возник тлевший полтора года очаг сопротивления большевикам. О том, что союзники должны появиться на берегах Северной Двины, противники советской власти знали заранее. Правда, белогвардейцы ждали посланцев Запада на несколько недель раньше. И эти несбывшиеся ожидания обернулись трагедией Ярославля, одного из древнейших русских городов…

Еще весной 1918-го казалось, что власти большевиков всерьёз ничто не угрожает. С немцами, пусть и ценой огромных уступок, удалось договориться, и они, заняв Украину и Крым, остановились. Разгромленная под Екатеринодаром Добровольческая армия должна была вот-вот окончательно исчезнуть под ударами многократно превосходящих сил красных. Выступления казаков на юге удалось локализовать.

Для Ленина и его соратников всё складывалось весьма неплохо. Сам председатель Совнаркома в то время оценивал ход революции как "путь быстрых и легких успехов", пребывая в уверенности, что "задача подавления сопротивления эксплуататоров уже решена".

Но быстрое возрождение бывшей союзницы, хоть под красным, хоть под другим флагом противоречило интересам правителей держав Антанты. Для реализации планов по послевоенному переустройству мира им был жизненно необходим хаос в России, как можно более кровавый и продолжительный.

К лету усилиями британцев и французов ситуация в стране кардинально изменилась. Мятеж чехословацкого корпуса и спровоцированные им белогвардейские мятежи обрушили советскую власть в Поволжье, на Урале и в Сибири. Пришедший на Дон из Молдавии отряд Дроздовского позволил Добровольческой армии восстать из пепла и перейти к активным действиям. Опять оживились казаки, получившие помощь от немцев.

Готовился удар и в самом сердце России. Еще в конце зимы в Москву из Новочеркасска с "мандатом" от генерала Алексеева пробрался знаменитый эсэр-террорист Борис Савинков. Ему быстро удалось сформировать из недовольных новыми порядками бывших офицеров и юнкеров боевую организацию "Союз Родины и свободы", построенную на принципах строгой конспирации. К маю она имела филиалы во многих городах центральной России и разрослась до пяти тысяч условных штыков. Савинков и его штаб готовили вооруженное восстание в столице, но ЧК удалось узнать об этом и арестовать часть заговорщиков.

Впрочем, руководству "Союза" и многим рядовым членам удалось ускользнуть. По логике, после провала затеи с путчем в Москве им бы стоило залечь на дно либо пробираться на восток для соединения с восставшими чехами.

Возможно, Савинков так бы и поступил, но в ситуацию вмешались союзники в лице французского посланника Жозефа Нуланса. Ещё в апреле Москва, недовольная его вмешательством во внутренние дела, просила Париж убрать активного дипломата, а не получив ответа, перестала считать его лицом, официально представляющим интересы Франции. Нуланса это не смутило, и он, перебравшись в Вологду, продолжил строить козни против большевистского правительства.   

Через доверенных лиц француз сообщил Савинкову, что скоро в Архангельске высадятся войска Антанты, которые затем двинутся к Москве. Чтобы обеспечить их беспрепятственное продвижение к красной столице, руководителю "Союза" было предложено поднять восстания на Верхней Волге.

Опытный интриган Нуланс умело сыграл на авантюризме и амбициях партнёра, намекнув, что в случае успеха Савинков возглавит список претендентов на пост правителя "освобождённой от большевизма" России, а заодно отвалил два миллиона рублей. От такого пряника считавший себя сверхчеловеком Борис Викторович отказаться не смог.

Но были и обязательные условия в виде чётких сроков. Позже, в 1924-м, представ перед советским судом, несостоявшийся диктатор всея Руси показал: "Мне была выслана телеграмма Нуланса из Вологды, через Гренара. В этой телеграмме… подтверждалось, что десант высадится между 5 и 10 или 3 и 8 июля, и категорически выражалась просьба начать восстание на Верхней Волге именно в эти дни, а не в какие-либо другие, ибо иначе может случиться так, что "десант высадится, а вы ещё не выступили…"

После этого события приняли необратимый оборот. Поскольку "Союз" после арестов располагал весьма ограниченными силами, Савинков с соратниками разработал следующий план.  

Главной задачей был определён захват и удержание железнодорожного моста через Волгу в Ярославле. Контроль над ним позволял обеспечить быструю переправу идущих от Архангельска эшелонов интервентов. Эту операцию Савинков поручил начальнику штаба "Союза" полковнику Александру Перхурову.

Поскольку в самом Ярославле почти не было артиллерии, возникла идея доставить туда орудия и снаряды из Рыбинска, где находились склады формирующейся 6-й армии РККА. Выполнение этого пункта плана сверхчеловек Савинков взял на себя. Чтобы красные не смогли оказать помощь атакуемой союзниками Москве, перебросив войска по "чугунке" от Казани, предполагалось поднять восстание в Муроме. Решить эту задачу доверили местному уроженцу подполковнику Сахарову.

План составлялся впопыхах и был авантюрой от начала до конца. Он не предусматривал какой-либо координации действий групп, взаимного оповещения в случае провалов, не говоря уже про запасные варианты на случай "если что пойдет не так". Командирам на местах предлагалось действовать на свой страх и риск, исходя из общей шаблонной схемы.

Всё было построено на железобетонной уверенности Савинкова в том, что закаленные в боях Первой мировой офицеры легко справятся с "краснопузой голытьбой", не знающей, как правильно держать винтовку, и получат всемерную поддержку от горожан, "страдающих от беспредела комиссаров". Он был уверен, что надо продержаться три – максимум пять дней; за это время подойдут союзники, и с властью "узурпаторов" будет покончено.       

Савинков и в мыслях не допускал, что западные партнёры могут его банально "кинуть". Видимо, полученные от Нуланса два миллиона казались будущему диктатору надежной гарантией: не будут же империалисты просто так разбрасываться такими деньжищами.    

"Сверхчеловека" даже не насторожило то, что на скорейшем выступлении настаивает посол Франции. Хотя элементарная логика должна была ему подсказать, что обеспечить высадку десанта в Архангельске могли только англичане, но никак не соотечественники Нуланса. Лишь британский королевский флот располагал достаточным количеством судов в северных широтах; французских кораблей поблизости просто не было. Но ведь англичане Савинкову ничего не обещали и ни о чём не просили: в то время британские солдаты даже не знали, что им предстоит плыть в Россию.

Однако перспектива в скором времени стать "спасителем Родины" и разделить с союзниками лавры победы над большевиками лишила Савинкова и присущей ему ранее осторожности, и способности трезво мыслить. Последствия такой легкомысленности были трагичны.

8 июля выступление в Рыбинске, где были сосредоточены самые значительные силы "Союза" – до 400 офицеров – блистательно провалилось. Чекисты, заранее узнав о мятеже, перехватили почти все штурмовые отряды ещё на этапе сбора, а сумевшую всё-таки пробраться к складам с оружием группу Савинкова встретили плотным пулеметным огнем латышские стрелки. Всё закончилось за шесть часов, большинство боевиков были убиты или арестованы, а сам "сверхчеловек" сумел удрать из города и через несколько недель странствий добрался до Казани, уже занятой чехами и отрядом подполковника Каппеля.   

В Муроме получилось лучше, но не намного. Сахарову удалось захватить город и разоружить небольшой местный гарнизон. Однако успех оказался локальным и кратковременным. Местных жителей не вдохновила перспектива влиться в ряды "спасителей Родины", обещанной помощи от Савинкова не было, зато к городу с двух сторон подошли крупные силы красных. После короткого боя, в котором Сахаров был ранен, он с остатками отряда оставил свою малую родину.   

Отправленный в Ярославль полковник Перхуров был неплохим артиллеристом, но никудышным стратегом. Оставшись без связи с "шефом", заражавшим всех уверенностью в успехе, он стал прикидывать, стоит ли выступать немедленно или подождать, как будут развиваться события в других местах. Однако ни из Рыбинска, ни из Архангельска никаких сообщений не поступало.

В итоге полковник объявил общий сбор на Леонтьевском кладбище в ночь с 5 на 6 июля. Перхуров решил, что если придет больше ста человек, значит, можно начинать. Если меньше – выступление стоит отложить. Собралось сто пять. На всех была дюжина револьверов. Полковник, бывший в душе фаталистом, дал команду на выдвижение. Идти было недалеко – в полукилометре от кладбища находился склад оружия, охраняемый десятком красноармейцев.

В ту ночь фортуна была на стороне белых. Им легко удалось разоружить охрану, заполучив винтовки и несколько пулеметов. Высланный к месту событий по сигналу "бдительных граждан" отряд милиции вместо того, чтобы вступить в бой или поднять тревогу, присоединился к мятежникам. Вскоре на их сторону перешла почти вся "рожденная революцией" Ярославля во главе с начальником, а также некоторые части гарнизона.

Перхуровцы стремительно заняли центр города, установив контроль над ключевыми объектами – почтой, телеграфом, административными зданиями. Однако успех был не полным. Офицерский отряд, отправленный в фабричные слободы за Которослью, был неприветливо встречен пролетариями и бойцами 1-го Советского полка, понёс потери и отступил. Началась длившаяся шестнадцать дней эпопея Ярославского мятежа. Впервые за триста лет, прошедших после Смутного времени, в древний город пришла война…