Пятилетняя война против альянса Бразилии, Аргентины и Уругвая стала самой кровопролитной в новой истории и лишила маленькую южноамериканскую республику почти всего мужского населения старше 12 лет
Во всем мире существует праздник – День защиты детей или просто День детей. В большинстве стран, в т.ч. и в России, он отмечается в первый день лета, служа напоминанием взрослым о необходимости соблюдения прав и свобод подрастающего поколения. Но в одном из самых бедных государств Южной Америки – Парагвае – День детей отметят завтра, 16 августа. И смысл у этого праздника совсем иной – в этот день все парагвайцы от мала до велика с горечью и гордостью вспоминают о подвиге мальчишек и девчонок, погибших за Родину на равнине Акоста-Ню (другое название – Кампо-Гранде). Именно здесь 16 августа 1869 года развернулось последнее крупное сражение Парагвайской войны, в котором 20 тысячам закаленных в боях бразильских и аргентинских солдат противостояло чуть более 5 тысяч плохо вооруженных ополченцев обоего пола, возраст большинства которых не превышал 14 лет. Для того, чтобы устрашить врага и казаться старше, многие мальчишки приклеили "бороды" из мочала и нарисовали углем усы. Увы, ни эта наивная уловка, ни бесстрашие и самоотверженность юных парагвайцев не повлияли на исход битвы. После "победы" взбешенные ожесточенным сопротивлением бразильцы устроили кровавую резню, беспощадно добивая беспомощных раненых пацанов и девчушек. Через полгода война закончилась: сопротивляться захватчикам было уже просто некому. За пять лет, что длилась кровавая бойня, Парагвай потерял 60% населения и 90% мужчин старше 12 лет…
В России о Парагвайской войне (1864 – 1870) мало кто знает. Оно и понятно – какое дело нам до далекой маленькой южноамериканской страны, которую далеко не каждый быстро найдет на карте и чьей главной достопримечательностью является напиток мате с его специфическим вкусом.
А между тем, эта война, пожалуй, является самым кровавым межгосударственным вооруженным конфликтом в новой и новейшей истории человечества. И не зря в Парагвае ее называют Великой.
Поскольку историю пишут победители, усилиями бразильской пропаганды в научной среде доминирует мнение, что виновником войны был парагвайский президент-диктатор Франсиско Солано Лопес. Якобы этот "кровавый упырь" возмечтал о славе Наполеона, решил захватить выход к Атлантике, коего у его зажатой в глубине континента страны не было, и превратить Парагвай в великую державу. "Вынужденные защищаться" Бразилия и Аргентина (сравните их на карте с Парагваем), а также примкнувший к ним Уругвай образовали Тройственный альянс, чтобы дать отпор "агрессору" и принести "страдающему от тирании" парагвайскому народу "свободу и демократию".
Действительно боевые действия начал Парагвай, но это был как раз тот случай, про который Владимир Путин как-то сказал: "Если драка неизбежна – бить надо первым".
Теоретически войны можно было избежать, но для этого Лопесу надлежало принять ультиматум, переданный ему британским консулом Торнтоном: трехкратное снижение таможенных пошлин, свободное судоходство по Паране и Парагваю, допуск иностранного (т.е. английского капитала) на внутренний рынок плюс небольшие территориальные уступки Бразилии и Аргентине. Согласие на такие условия означало крах идеи построения автономной экономики, которую страна успешно воплощала с момента обретения независимости, долговая кабала и превращение Парагвая в полуколонию – формально рабовладельческой Бразильской империи, а по факту – лондонских банкиров. Франсиско Солано Лопес ультиматум отверг, хотя его родня – мать, братья, сестры, зятья – и чуть ли не все влиятельные семейства Асунсьона умоляли упрямого Панчо (так президента звали близкие) согласиться.
При этом разработанный парагвайскими военными план имел шансы на успех, хотя и был основан на многих допущениях. Но обстоятельства сложились крайне неудачно, и уже через год стало ясно, что поражение неизбежно: лучшие войска были разбиты, бразильский флот захватил полное господство на реках, надежды на заказанные в Британии мониторы рухнули, за счет ускоренной мобилизации силы союзников многократно возросли, армии альянса вошли на территорию Парагвая.
Рис. 1 Карикатура на участников Парагвайской войны в европейской прессе
Любая европейская страна того времени в таких условиях уже бы капитулировала, но не Парагвай, где за годы независимости сформировалась нация, девизом которой стали слова Vencer o morir ("Победить или умереть"). Первое получалось редко, намного чаще второе, но вера парагвайцев в конечную победу и своего лидера – Марискаля (маршала) Лопеса, почти всю войну находившегося с войсками, были непоколебимы.
Образ "обезумевшего кровавого диктатора-параноика", который всю войну лепила бразильская пропаганда, не вяжется с тем фактом, что вплоть до самого конца, когда уже пала столица, а остатки парагвайской армии уходили преследуемые врагом все дальше в необжитые районы, в ставку Лопеса на бой барабанов, извещавших своих где ее искать, продолжали приходить дети, женщины, старики, просившие у президента лишь одно – дать им оружие, чтобы сражаться с захватчиками.
Преданность парагвайцев своему вождю с удивлением признавали и их противники.
Из письма бразильского генерала Хосе Коррейа де Камара императору Педро II:
"Военные или гражданские, мужчины или женщины, взрослые или дети, – все они считают себя Парагваем… чтобы завершить эту войну, нам необходимо или убить Лопеса, или уничтожить всех парагвайцев, кроме двух – трех тысяч благоразумных жителей Асунсьона!"
Взятые в плен парагвайские солдаты и подавляющее большинство офицеров даже под угрозой смерти отказывались вступать в сформированный союзниками "Парагвайский легион" – своего рода аналог власовской РОА, стараясь при первой возможности бежать к своим.
Столкнувшись с упорным сопротивлением и огромными потерями, аргентинцы и уругвайцы последние годы войны почти не принимали участия в боевых действиях, числясь в альянсе лишь формально. Но бразильцам отступать было нельзя – на кону стоял престиж империи, сильно задолжавшей англичанам. Из Рио летели приказы: как можно скорее разбить Лопеса и закончить войну, не считаясь с жертвами. Для укрепления авторитета правящей династии главкомом после взятия Асунсьона император назначил своего зятя – принца Гастона Орлеанского, которому предстояло добить уже разгромленного противника и привезти Лопеса в Рио в клетке.
Но война не прекращалась, и нигде, кроме столицы, бразильцы не могли чувствовать себя в безопасности: казалось, сама сельва стреляет в них из чащи. Потери от тропических болезней и действий неуловимых партизан росли, а победы все не было, хотя уже пала державшаяся более двух лет крепость Умайта (в Европе ее прозвали "парагвайским Севастополем"), были заняты все более менее крупные населенные пункты, а основные силы противника многократно разбиты.
Оккупанты зверели: в плен уже никого не брали, деревни и посевы беспощадно сжигались, всех мужчин, включая подростков, убивали. Но где-то вдалеке продолжали грохотать барабаны, зовущие всех, кто их слышит, к не сдающейся армии.
Из дневника лейтенанта бразильской армии:
"Даже дети шли на зов этих проклятых барабанов! И мы убивали детей, и я убивал детей – мальчишек, если им на вид было больше десяти лет, потому что все мы знали: если их не убить сейчас, их придется убить позже, когда они уйдут туда, где стучат барабаны, только тогда уже они будут готовы убить нас".
Вот эти ребята, вооруженные старыми ружьями, самодельными пиками, мачете и заняли позиции на равнине Актоста-Ню 16 августа 1869 года, преградив путь 20-тысячной армии принца Гастона.
При приближении бразильцев командовавший "войском кибальчишей" генерал Бернардино Кабальеро предложил всем женщинам и солдатам младше 12 лет уходить. Это был единственный шанс спастись, но воспользовались им единицы.
Самое удивительное, что, несмотря на очевидное превосходство в числе, вооружении и опыте, битва длилась несколько часов, за которые пацаны отразили две атаки кавалерии, чем вывели из себя высокородного командующего, якобы порывавшегося лично возглавить следующий приступ. Но будто бы его высочество кое-как удержали адъютанты. Этот эпизод потом широко тиражировался бразильскими СМИ, умолчавшими, кто противостоял имперцам в "эпическом сражении".
Рис. 2. Сражение у Акоста-Ню глазами бразильского художника. Детей на картине нет, зато в центре принц Гастон
Только когда после массированного артобстрела на поредевший мальчишеский строй двинулась бразильская пехота наступил перелом. Ребят просто смяли в штыковой здоровые озверевшие мужики.
Однако Кабальеро все-таки удалось вывести из боя примерно треть юных героев, которые организованно отступили, отстреливаясь. Утомившиеся бразильцы не стали их преследовать, занявшись добиванием тех, кто еще подавал признаки жизни.
По воспоминанию одного из адъютантов Гастон Орлеанский, увидев горы трупов мальчишек и девчонок в изодранных штыками красных мундирах парагвайской армии, якобы воскликнул: "Боже, ради чего все это? Зачем я здесь?", что не помешало ему отдать приказ обезглавить всех пленных и поджечь густой кустарник, куда парагвайские санитарки стаскивали раненых маленьких бойцов – своих сыновей и дочерей. При этом принц распорядился, чтобы на место побоища ни в коем случае не пускали "мерзких журналистов, которые измажут Бразилию грязью".
Через полгода война закончилась. 1 марта 1870 года бразильские каратели все-таки нашли отряд Лопеса в лесистом урочище Серро-Коро. Предложение сдаться президент Парагвая гордо отверг и погиб с оружием в руках со словами "Я умираю вместе с Родиной!" Так же поступили его сын – 15-летний полковник Панчито Лопес-Линч, выживший при Акоста-Ню, и абсолютно гражданский 75-летний вице-президент Доминго Санчес, едва ли не впервые в жизни взявший в руки саблю.
Как думаете, много ли найдется глав современных западных государств, способных поступить так же? Франсиско Солано Лопеса очень не любят либералы всех стран, обвиняя в том, что он угробил собственную страну и ее народ. Но он, будучи патриотом, просто не видел для себя другого пути, как не видели его в ту пору все парагвайцы – от маленьких пацанов до глубоких стариков, которые почти все полегли, защищая свою страну. И их потомкам есть чем гордиться.
