Как США в середине XIX века захотели наказать Парагвай, да потом передумали

Рассуждая о возможных сценариях развития событий в Венесуэле, почти все эксперты сходятся во мнении, что если США всерьёз зададутся целью сменить президента Мадуро на самозванца Гуайдо, у них это, скорее всего, получится. В подтверждение приводятся как давние, так и не очень примеры американских интервенций в страны Латинской Америки, которые в Вашингтоне традиционно считают чем-то вроде своего заднего двора.

С 1823 года, когда была провозглашена "доктрина Монро", объявившая Западное полушарие зоной интересов Вашингтона, США десятки раз бесцеремонно вмешивались во внутренние дела южных соседей с использованием грубой военной силы и, как правило, добивались успеха. Уж больно несопоставимы были ресурсы и возможности несунов "свободы и демократии" под звездно-полосатым флагом и тех, кто пытался им противостоять.

Впрочем, изредка бывало и так, что янки, уже предвкушавшим лёгкую победу, приходилось отыгрывать назад. Одно из таких исключений случилось ровно 160 лет назад, в 1859 году в Парагвае, из-за расположения в самом центре субконтинента прозванного "сердцем Америки".

Сейчас это бедная аграрная страна, которую не всякий быстро найдёт на карте. Туристам она мало интересна: добираться долго и неудобно, климат специфический, моря и пляжей нет, смотреть особо не на что. Промышленность чахлая, в основе экспорта – соя и прочая сельхозпродукция. Главная достопримечательность – напиток мате, который делают из высушенных листьев местного эндемика падуба парагвайского.

По размеру ВВП на душу населения и прочим параметрам, "сердце Америки" болтается на границе первой и второй сотен мирового рейтинга. Среди известных уроженцев Парагвая люди постарше вспомнят диктатора Альфредо Стресснера, упоминавшегося газетой "Правда" в одном ряду с Пиночетом, Сомосой и прочими "сукиными сынами" Вашингтона, а футбольные болельщики – полузащитника "Спартака" Лоренцо Мильгарехо.

Но в середине XIX века картина не была столь тоскливой. Парагвай по многим показателям занимал лидирующие позиции в Южной Америке. Достаточно сказать, что в 1850-х здесь были построены железная дорога и металлургический завод, о чём тогда многие другие страны региона не могли даже мечтать.

Обретя независимость от Испании в 1811 году и отбившись от притязаний Соединенных провинций Южной Америки (будущей Аргентины), страна под руководством доктора Хосе Гаспара Франсии, которого простые парагвайцы до сих пор называют Karai Guazu, что на языке гуарани означает "Великий господин", а либеральные историки – "кровавым и злобным тираном", выбрала нетривиальный путь развития.

Став верховным правителем, Франсия (к слову, на тот момент один из двух жителей страны, кто имел законченное высшее образование) создал государство, в котором почти не было госаппарата. Все вопросы, связанные с управлением, он замкнул на себя, резко ограничил контакты с внешним миром, а большую часть земли раздал фермерам в вечную аренду за символическую плату. На той, что была не востребована, создавались "эстансии Родины" – этакие парагвайские совхозы. Необходимые товары повседневного спроса производили на государственных мануфактурах. Всё – от продуктов питания до наконечников мотыг – закупалось и продавалось по невысоким фиксированным ценам. Плюс всеобщее бесплатное среднее образование с дармовой кормёжкой, дешёвое арендное жилье в городах и свободный доступ к услугам врачей.

Была создана небольшая, но прекрасно обученная армия, в которой не было ни генералов, ни полковников (высшие звание – капитан). В случае войны она обрастала многочисленным ополчением, для чего все мужчины от 14 до 60 лет проходили военную подготовку, предполагавшую умение стрелять, ездить верхом и орудовать пикой, и один месяц в году "отдавали долг Родине".   

При этом минимум чиновников – три министра; у каждого по два секретаря, никакой бюрократии, упрощенная система судопроизводства. Кроме того, полное отсутствие местных газет (даже официальных) и высших учебных заведений, поскольку всё знающий доктор Гаспар считал это лишним.

Конечно, никакой демократии в понимании нынешних либералов в Парагвае не было, но народные массы это не тяготило от слова совсем. В стране был построен своеобразный государственный социализм, в том смысле, что "от каждого по способностям, каждому по труду". Все минимальные потребности людей были удовлетворены, а мечтать о "свободе" парагвайцам было некогда, ибо работать надо.

Как итог – неизменно профицитный бюджет, нет голода и нищеты (правда, богатых тоже нет), отсутствие коррупции как явления (за взятки наказание, как за измену Родине – расстрел), близкая к нулевой преступность. Сам "диктатор" Франсия подавал пример умеренности и аскетизма, отказавшись от зарплаты из бюджета, и запросто общался с простолюдинами.

Правда, были и недовольные. Немногочисленная местная элита, переставшая при Karai Guazu быть хозяевами жизни и постепенно перебиравшаяся в эмиграцию (не всегда добровольно), а также соседи, от которых существовавший автономно Парагвай почти не зависел, так как импорт доктор свёл к минимуму, установив высокие ввозные пошлины.   

После смерти Франсии в 1840-м после небольшой подковёрной возни к власти пришел его дальний родственник Карлос Антонио Лопес, ставший первым президентом Республики Парагвай.

В отличие от предшественника, выучившийся на юриста и удачно женившийся сын сапожника не был ни аскетом, ни бессребреником, но, как и доктор Гаспар, интересы Парагвая ставил превыше всего. Не отказываясь от общей идеи опоры на собственные силы, сеньор Лопес увеличил госаппарат и несколько оживил общественную жизнь – была принята конституция, появилась периодическая печать, открылись несколько вузов и театр.

Но главные усилия президента были направлены на развитие экономики. В стране появился металлургический завод, пороховые заводы, новые текстильные и бумажные фабрики, проложена железная дорога, на верфях Асунсьона строились речные суда, возросло число "эстансий Родины", заработал телеграф. И это в Южной Америке в середине XIX века!

Армию увеличили, переведя на призыв, в ней появилось целых четыре полковника. При этом было продолжено обучение ополченцев и завершена начатая при Франсии программа "Ружьё – каждой семье". Сотни толковых юношей, вне зависимости от происхождения, направлялись на учебу в Европу за счет государства.

Заодно Парагвай приоткрылся внешнему миру, добившись признания своей независимости от соседей по региону и установив дипломатические отношения с США, Францией, Испанией и Ватиканом. Выторгованное у Аргентины право торговли по всей Паране позволило существенно нарастить объемы экспорта. В то же время была сохранена госмонополия на экспорт основных богатств – мате и ценных пород древесины, а ввозные пошлины остались запредельно высокими.

Несмотря на возросшие расходы, бюджет оставался профицитным. Не оставался в накладе и сам Лопес, который участвовал во всех выгодных проектах, получая процент от прибыли. И это не было коррупцией, поскольку конституция прямо устанавливала право президента "полностью распоряжаться всеми средствами государства, отчитываясь за них делом". И дон Карлос им пользовался на все сто, скромно говоря о себе: "Я менеджер, нанятый Парагваем. Мой труд очень эффективен и дорого стоит".   

На обвинения в коррупции он отвечал: "Пока каждый парагваец ежедневно ест мясо и пьет молоко, а башмаки его прочны, все мои критики могут идти к чёрту и лизать угли". Президент, прозванный народом Monai Karai ("Большой господин"), знал, что говорил: по доходам и уровню жизни населения тогдашний Парагвай опережал всех в Южной Америке.

Но проводимая Лопесом политика "полуоткрытых дверей" приносила не только плюшки, но и проблемы, подчас трудноразрешимые. Одной из них стал консул США в Асуньсоне по имени Эдвард Хопкинс. Был он, правда, не столько дипломатом, сколько бизнесменом.

В "сердце Америки" 23-летний сын священника из Вермонта появился в 1845-м, имея в кармане мандат от госдепартамента, а в душе – огромную тягу к наживе. При встрече с Лопесом шустрый молодой человек посулил скорое признание независимости Парагвая Вашингтоном (произошло только через семь лет), обещал посредничество в решении спорных вопросов с Аргентиной (обманул), а заодно предложил несколько заманчивых экономических проектов. Президенту идеи Хопкинса пришлись по душе, он заключил с посланцем Вашингтона концессионное соглашение, чётко оговорив, что делать можно, а что нельзя, предоставил кредит из госбюджета и даже выделил рабочую силу из числа местных зэков. И скоро стараниями американского консула появилось несколько предприятий (лесопилка, сигарная фабрика, кирпичный и спиртовой заводы), приносивших партнёрам небольшую, но стабильную прибыль.

Однако предприимчивому Хопкинсу этого было мало, и он тихой сапой стал внедряться в сферы, относившиеся к компетенции государства. Президенту это не нравилось, но до поры до времени он, дорожа хорошими отношениями с США, ограничивался увещеваниями. Партнёр слушал, обещал больше не озоровать, но всё равно продолжал лезть, куда нельзя. Когда же Хопкинс, наплевав на запрет, начал в 1854-м геолого-разведочные работы в парагвайской сельве, терпение Лопеса лопнуло: нанятых дипломатом-"бабкоделом" гастарбайтеров разогнала полиция, у него самого отобрали все лицензии и объявили персоной нон грата.

Обиженный вермонтец уехал в Буэнос-Айрес, откуда наябедничал в Вашингтон, представив случившееся как произвол "парагвайского диктатора". Там не стали вдаваться в детали и решили наказать "зарвавшихся дикарей" по горячим следам, благо в заливе Ла-Плата тогда крейсировала новая паровая канонерка "Water Witch" ("Водяная ведьма"), вооруженная десятью пушками. Ее командир лейтенант Томас Пейдж получил приказ решить вопрос с возвращением консула на место работы любыми средствами.

1 февраля 1855-го "Водяная ведьма", поднявшись по Паране, подошла к парагвайской крепости Итапиру. Пейдж потребовал от коменданта спустить флаг и пропустить канонерку вглубь страны, а получив отказ, дал команду: "Пли!"

Лейтенант был уверен, что пары залпов хватит, чтобы привести "дикарей" в чувство и заставить подчиниться: за полтора года до этого подобным образом коммодор Мэтью Перри "открыл" для США Японию, а тут какой-то зачуханный Парагвай…

Каково же было удивление командира "Ведьмы", когда "дикари" не только не испугались, но и ответили огнем. Причём, удивительно метко: в канонерку угодило несколько ядер, один из офицеров был убит, а несколько матросов ранены. Осознав, что что-то пошло не так, Пейдж скомандовал "полный назад", и "Ведьма", шлёпая поврежденными плицами, на всех парах поковыляла прочь.

В Вашингтоне расценили инцидент как прямое оскорбление, и взялись за решение "парагвайской проблемы" всерьёз. Тогдашний хозяин Белого дома демократ Джеймс Бьюкенен (кстати, до Трампа он считался худшим президентом в истории США) поручил видному политику из Миссури Джеймсу Боулину отправиться в Асунсьон и получить от "негодяя Лопеса надлежащее удовлетворение".

С собой полпред президента вёз проект торгового соглашения, предполагавший отмену Парагваем ввозных пошлин для американских товаров и допуск к своим недрам американских "исследователей". Чтобы аргументы выглядели весомо, Боулина сопровождала эскадра в 19 вымпелов с двумя сотнями орудий под командованием заслуженного и опытного 68-летнего коммандера Уилла Шубрика, друга юности знаменитого писателя Фенимора Купера. Дабы парагвайцы прониклись чувством вины, в состав экспедиции включили и отремонтированную "Водяную ведьму".

Плавание по парагвайским водам прошло спокойно, никто в американцев не стрелял, что  Боулин счёл хорошим знаком. 25 января 1859 года эскадра встала на рейд Асунсьона, и вашингтонский эмиссар сошел на берег, где его встретил сеньор Лопес. Президент Парагвая сразу же заверил "дорогого гостя" в безграничном уважении к пославшей его "великой державе" и искреннем стремлении урегулировать возникшее "по вине третьих лиц" недоразумение.

Но для начала мистеру Боулину предложили совершить экскурсию по стране. "Дорогой гость" не возражал, рассудив, что увиденное не позволит ему продешевить, требуя возмещения. От посланца США не скрывали ничего: ему показывали оружейные заводы и их продукцию, форты и крепости в горах, действующие и строящиеся предприятия, катали по железной дороге, угощали мате. А под конец Боулина отвезли в сельву, сказав, что сейчас он увидит самое главное.

Вот что об этом написал сам американец: "Лес казался девственным, но мне показали несколько совершенно скрытых травой и сообщающихся… длинными лазами подземных помещений… достаточных для размещения двух или трёх человек. В каждом я увидел несколько ружей в смазке, запас пороха, пуль, вяленого мяса. Как мне объяснили, таких укромных мест в лесах и горах более семи тысяч…"

После экскурсии Боулина принял президент, который был откровенен, сказав, что если в Вашингтоне решат наказать его страну, она будет наказана, но лично он не видит в этом никакого практического смысла. Как заметил сеньор Лопес, Парагвай – не Мексика, не Никарагуа и не Япония, и если придётся воевать, то несомненная, но  нескорая победа США просто не окупит затрат. Затем президент протянул гостю объёмистую тетрадь, в которой были скрупулезно изложены расчеты потерь и ущерба, которые понесут американцы в случае агрессии. Тщательно изучив выкладки парагвайца, Боулин признал их обоснованными. Кроме того, президент предъявил документы, доказывающие, что консул Хопкинс грубо нарушил условия соглашений и далеко вышел за рамки данных ему госдепом полномочий. Вместо войны Лопес предлагал США дружить и торговать на взаимовыгодных условиях.

Взвесив плюсы и минусы, а заодно вспомнив про семь тысяч лесных схронов, американец согласился. По итогам переговоров был заключен новый торговый договор, где не было ни слова об отмене ввозных пошлин, зато присутствовали пункты, очень выгодные Парагваю. Асунсьон принес официальные извинения за обстрел "Ведьмы" и выплатил компенсацию семьям пострадавших моряков. В свою очередь Вашингтон официально извинился (!) за хамство консула Хопкинса и пообещал убрать его с дипломатической службы. На этом стороны сочли инцидент полностью исчерпанным.

Эскадра коммандера Шубрика, без дела простояв две недели на якорях и не сделав ни единого выстрела, поплыла назад. Это был первый в истории случай, когда "дипломатия канонерок" дала сбой, а американцы, уже добравшись до места, где собирались затеять маленькую войну во славу "свободу и демократии", отказались от своих планов, да ещё и извинились перед тем, на кого собирались напасть. Уж что-что, а считать деньги в Вашингтоне всегда умели. Так что товарищу Мадуро в Венесуэле рано отчаиваться.