Чтобы угодить Западу, российские режиссеры продолжают развивать тему "преступлений СССР и кровавой гэбни". Почему их поддерживает Минкульт России?
12 ноября в прокат вышел новый фильм Андрея Кончаловского "Дорогие товарищи!" о трагических событиях в Новочеркасске в июне 1962 года. Спродюсированная миллиардером-меценатом Алишером Усмановым картина создана при поддержке Минкультуры РФ, покрывшего почти половину ее бюджета – 70 млн рублей из 151. Снятое для придания творящемуся на экране достоверности в монохроме очередное кино-сочинение на историческую тему 83-летнего представителя творческого клана Михалковых-Кончаловских получило положительные отзывы зарубежных и российских либеральных СМИ, удостоилось спецпремии жюри в Венеции и приза за лучшую режиссуру на международном кинофоруме в Чикаго и было выдвинуто от России на "Оскар". В то же время предпринятая тандемом Кончаловского и Усманова попытка донести "страшную правду о преступлениях советской власти против собственного народа" не вызвала энтузиазма у российского зрителя – по оценкам экспертов, основанных на данных первых дней проката, кассовые сборы "товарищей" не покроют и 3% их бюджета. Что хотели сказать своей работой авторы, в адрес кого они нацелили свой обличительный пафос, и почему государство в лице Минкультуры продолжает финансировать вызывающие одобрительные ухмылки на Западе, но крайне сомнительные как с исторической, так и с художественной точки зрения кинопроекты, дискредитирующие страну и ее народ?
О событиях в Новочеркасске 1-3 июня 1962 года, вызванных волнениями на местном электровозостроительном заводе имени маршала Буденного (НЭВЗ) в связи с публикацией постановления ЦК КПСС о повышении цен на мясо-молочную продукцию, много писали во времена горбачевской "перестройки", когда были рассекречены документы об этом трагическом эпизоде отечественной истории.
Однако, как не старались тогда "борцы с тоталитаризмом" представить "новочеркасский расстрел" проявлением системной политики коммунистов в отношении советских граждан, у них ничего не вышло. Нигде и никогда в СССР ничего подобного не происходило. Трагедия в бывшей столице донского казачества, обернувшаяся гибелью 24 (по другим данным, 26) человек, стала следствием рокового стечения обстоятельств: наложения роста цен, спровоцированного рискованными экспериментами Хрущева в сельском хозяйстве, на произошедшее за два месяца до этого снижение зарплат на НЭВЗе; значительного числа среди рабочих предприятия криминальных и асоциальных элементов, оседлавших волну недовольства; растерянности и трусости местных чиновников, не сумевших быстро разобраться в ситуации и не допустить ее выхода из-под контроля; панического страха высшего государственно-партийного руководства получить на своей территории повторение событий в Венгрии 1956 года на фоне продолжающегося ухудшения отношений с Западом и разлада в соцлагере.
Но если в СССР догорбачевской эпохи Новочеркасск так и остался единственным ЧП такого рода, то в мире западной демократии – в США, Франции, Великобритании, ФРГ, Италии – стрельба по безоружным демонстрантам в 1950-70-е была в порядке вещей. При этом у советских военных в Новочеркасске были более чем веские основания для законного применения оружия: протестующие остановили движение на железной дороге, штурмовали охраняемые режимные объекты, в т.ч. филиал Госбанка, здание ОВД и КГБ, газораспределительную станцию, горком партии, вырывали автоматы у солдат и пистолеты у милиционеров. Происходящее можно было квалифицировать как массовые беспорядки (ст. 79 УК РСФСР от 27.10.1960, наказание до 15 лет лишения свободы).
За прошедшие десятилетия хроника случившегося в Новочеркасске в первые дни лета 1962-го восстановлена поминутно, и сказать здесь что-то новое с исторической точки зрения невозможно. Если бы Кончаловский снял "Дорогих товарищей" в конце 1980-х, фильм, безусловно, попал в фокус внимания общественности хотя бы в силу новизны темы, но сегодня она уже не вызывает особого интереса: в 1989-1994 гг. на просторах распавшегося Союза произошло множество куда как более кровавых трагедий, взять хотя бы расстрел танками Белого дома в Москве в октябре 1993-го, точное число жертв которого не известно до сих пор. Вот о чем бы кино снимать.
Но внимание Кончаловского и Усманова привлек именно "новочеркасский расстрел" как единственный пример "жестокого подавления советской властью народного протеста". При этом сам протест изображен в фильме мазками: он представлен безликой гудящей толпой с транспарантами и летящими в окна высоких кабинетов камнями. Ни один из "восставших" не показан крупным планом, что уж говорить о раскрытии характеров "борцов с социальной несправедливостью". Оно и понятно – вожаками протеста были не самые симпатичные личности: вчерашние зэки и алкоголики.
Основное внимание режиссера сосредоточено на другой стороне конфликта: перед зрителями проходит череда партийных функционеров от суетящегося тучного комсомольского вожака и трусливого директора НЭВЗа до похожих на вурдалаков членов Политбюро Козлова и Микояна, прилетевших по приказу Хрущова разбираться с "местными товарищами", совестливые военные во главе с генералом Плиевым, сначала отказывающиеся выдавать патроны солдатам, но вынужденные сделать это по приказу из Кремля, кгбэшники с холодными стальными глазами, которые, по версии Кончаловского, и устроили стрельбу по людям, разместив снайперов на крышах (вероятно, сцена с "человеком в штатском", взбегающем по лестнице осажденного протестующими горкома с футляром от контрабаса, из которого будет извлечена винтовка, вызвала бурю аплодисментов в Киеве – вот кто, оказывается, был прообразом "убийц Небесной сотни" на Майдане).
И как бы ни старался режиссер сосредоточить внимание на частной трагедии главной героини – завсектором горкома, бывшей фронтовички и убежденной сталинистки Людмилы в исполнении его жены Юлии Высоцкой (кстати, уроженки Новочеркасска), потерявшей в хаосе единственную дочь и переживающей из-за этого мировоззренческий кризис, ему это не удается. И дело не в том, что Высоцкая плохо играет – это дело вкуса, хотя бросается в глаза, что на протяжении всего фильма выражение лица у нее практически не меняется, а в том, что создатели через весь фильм протаскивают одну мысль: Советский Союз – преступное государство, где жизни и судьбы ломаются в одночасье по прихоти "кровавой гэбни", которую все боятся и ненавидят одновременно. Показателен эпизод с медсестрой горбольницы, которая, задав оперу при отборе подписки о неразглашении показавшийся ему подозрительным вопрос, моментально переходит из свидетелей в подозреваемые при молчании ее начальницы, отводящей взгляд, когда свежеиспеченную "зачинщицу беспорядков" уводят в никуда.
Естественно, главный упырь также принадлежит к органам безопасности – это безымянный зампред КГБ в звании генерал-полковника, сделавший карьеру на умении связывать руки приговоренным к высшей мере, т.е. один из "сталинских палачей", которые, оказывается, никуда не делись после XX съезда и по-прежнему вершат судьбы людей.
Преступную сущность ненавистной Кончаловскому "конторы глубокого бурения" подчеркивает старший оперуполномоченный местного отдела КГБ капитан Виктор, который идет на должностное преступление, помогая понравившейся ему Людмиле выбраться из оцепленного войсками города, чтобы найти место захоронения дочери. А до этого он же распределяет по позициям снайперов (т.е. является одним из виновников "гибели" пропавшей девчонки, оказавшейся в итоге живой) и арестовывает явно ни в чем не повинную медсестру. Но кгбэшник начинает делать добро не потому, что у него проснулась совесть, и когда ситуация с дочерью Людмилы так или иначе разрешится, продолжит делать свою грязную работу. Роль Виктора введена в сценарий вовсе не для того, чтобы показать, что и среди кгбэшников встречались нормальные люди, способные на сопереживание. Его функция – продемонстрировать, что в советском обществе, пронизанном атмосферой страха, всё – и угроза ареста, и надежда на спасение – может быть связано только с госбезопасностью, являющейся единственным подлинным субъектом власти. Плюсом идет намек на то, что за шестьдесят лет у нас ничего не изменилось.
Не пожалев средств на аутентичные костюмы и интерьеры, создатели "Дорогих товарищей" в свойственной либеральным художникам манере сэкономили на исторических консультантах, допустив ряд ляпов, подрывающих их усилия по воссозданию достоверной картины эпохи. Первый секретарь ростовского обкома демонстрирует задатки Нострадамуса, когда поминает Бангладеш, который возникнет на карте мира только через девять лет. В фильме КГБ в стотысячном Новочеркасске представлен целым управлением, хотя это областной уровень, в райцентрах были отделы или отделения, да и то не во всех. Главный новочеркасский коммунист носит на пиджаке планки сразу двух медалей "За доблестный труд в Великой Отечественной войне", хотя повторное награждение ей не предусматривалось, и в разговоре с коллегами вместо клишированной фразы "Партбилет на стол", подразумевавшей исключение из КПСС, говорит о каком-то "членском билете", наводящем на ассоциации с профсоюзом или обществом охотников и рыболовов. Член Президиума ЦК КПСС Козлов обращается к командующему СКВО на совещании "Генерал Плиев" – так говорят в дешевых голливудских боевиках, в СССР прозвучало бы "Товарищ генерал армии". Задержавшие Виктора с Людмилой при попытке покинуть город вэвэшники (именно они контролировали периметр Новочеркасска) демонстрируют верх непрофессионализма: при желании он мог их обезоружить и пристрелить в два счета.
Массу вопросов вызывает и отец главной героини – потомственный казак-антисоветчик. Судя по его поведению и разговорам он впал в летаргический сон где-то на исходе гражданской войны и проснулся только к 1962 году, чтобы вырядится в ветхую гимнастерку с полным георгиевским бантом и поведать зрителю о "зверствах коммуняк на Дону".
И неважно, какой глубокий художественный замысел был у Кончаловского, а важно то, что зритель в его творении увидел. Опять все то же: "кровавая гэбня", люди – ничего не значат, цель оправдывает средства, страх – основа советского строя.
Откровенно злобное и наплевательское отношение создателей "Дорогих товарищей!" к стране и ее истории не осталось незамеченным. На фильм-лауреат Венеции и Чикаго в первые дни проката, включая выходные, приходило в лучшем случае по 4-5 человек за сеанс. И дело не в коронавирусных ограничениях – на идущих параллельно "Подольских курсантов" в Москве, о которых Нарполит расскажет отдельно, раскупают все разрешенные 25% мест. Российским зрителям фильмы, поливающие грязью советское прошлое, давно надоели и не вызывают никаких эмоций, кроме отвращения.
Впрочем, "Дорогие товарищи" снимались вовсе не для них, а для Запада, где "творения", рисующие Россию/СССР в самых мрачных и безысходных тонах, по-прежнему востребованы, хотя и изрядно упали в цене.
И вовсе не случайно именно картина Кончаловского и Усманова выдвинута от России на американскую кинопремию "Оскар" в категории "Лучший фильм на иностранном языке". Вообще позиция отечественного оскаровского комитета заслуживает уважения своей последовательностью – за последние десять лет он неизменно отправлял на суд американских киноакадемиков фильмы схожей тональности и направленности: от мухоморного трэша на военную тематику "Утомленные солнцем-2: Цитадель" до рассказа о трудной жизни горемык-лесбиянок в пережившем блокаду Ленинграде "Дылда". При этом ни один из них премию не получил, и лишь два из десяти попали в число номинантов. Крайне маловероятно, что "Дорогих товарищей" ждет более удачная судьба.
Все-таки "Оскар" – это больше про политику, а не про искусство. Запрос на "русскую чернуху" в Голливуде миновал, когда в 1995-м позолоченного болванчика выдали Никите Михалкову за первых "Утомленных солнцем", упоительно разоблачавших сталинизм.
И раз уж российское кино все равно обречено из года в год проезжать мимо "Оскара", то почему, хотя бы в порядке эксперимента, не выдвинуть на премию фильм, вызывающий позитивные эмоции у наших зрителей и представляющий более адекватный настроениям в обществе взгляд на историю. Тех же "Подольских курсантов", например. Он, конечно, тоже ничего не получит, зато на Западе увидят, что мы перестали посыпать голову пеплом и умеем гордиться подвигами своих предков.
В свою очередь Минкультуры РФ пора отказаться от практики своего прежнего руководства, бездумно выделявшего внушительные бюджетные средства на проекты, дискредитирующие Россию. Режиссеры, конечно, вольны снимать все что угодно, но если создаваемый ими продукт вреден для государства, оно не должно его финансировать. Пусть художники, живущие по принципу "я так вижу", самовыражаются за свой счет. Это будет и честно, и никому не обидно.
