Снимая фильмы о войне, надо знать не только историю, но и географию
В последнее время "встающий с колен" российский кинематограф стал уделять повышенное внимание Великой Отечественной войне. Ежегодно на большой экран выходит не менее полудюжины картин "на тему"; и это не считая телефильмов и мини-сериалов… Такой порыв можно было бы приветствовать, если бы не качество продукта, которое далеко не всегда может быть признано удовлетворительным. Многочисленные призывы прекратить издевательство над историей и здравым смыслом на кинематографистов не действуют. Им кажется, что делать кино "про войну" легко и просто.
Патриотизм нынче в тренде, он, по сути, заменил государственную идеологию; поток желающих отметиться на этой поляне не иссякает.
Недавно "подход к снаряду" осуществил режиссёр Алексей Козлов, снявший в полном метре фильм с претенциозным названием "Спасти Ленинград". Как положено, премьере, приуроченной к 75-летию снятия блокады города на Неве, предшествовала агрессивная рекламная кампания, обещавшая зрителям "незабываемое зрелище". Увы, если оно и останется в памяти, то, скорее, со знаком "минус".
До сих пор Козлов творил преимущественно для телевидения. Его наиболее известными работами были слезливая мелодрама для домохозяек "Всегда говори "Всегда" и "Опера. Хроники убойного отдела" – неуклюжая попытка повторить успех "Улиц разбитых фонарей" с частью их актёрского состава, не пожелавшей расставаться с амплуа "ментов".
Лет десять назад режиссер уже тренировался на военной тематике, смастерив за короткий период сразу три малобюджетных ленты – "Лейтенант Суворов", "Бой местного значения", "В сторону от войны". Правда, ни киносети, ни телевидение интереса к ним не проявили, так что славы создателю эти опусы, распространявшиеся через стриминговые сайты, не принесли. Однако финалиста премии ТЭФИ-2006 это не обескуражило, и ныне он предпринял новый заход на цель.
То ли будучи заранее уверенным в успехе и не желая делиться славой, то ли из соображений экономии, то ли руководствуясь спорной максимой "хочешь, чтобы было хорошо, всё сделай сам", Козлов, помимо режиссуры, взял на себя и написание сценария, и продюсирование картины. На пользу фильму такой подход не пошёл, и хорошо ещё, что Алексей Викторович не последовал примеру Никиты Михалкова и сам в кадр не полез.
Впрочем, стоит отдать должное режиссеру-многостаночнику: сюжет был им выбран выигрышный и не банальный – гибель баржи № 752 в штормовом Ладожском озере в сентябре 1941-го. История этого несамоходного судна, прозванного "ладожским "Титаником", полна драматизма и, как будто, так и просится на экран…
После того, как немцы, захватив Мгу, перерезали железную дорогу на Тихвин, а заняв Шлиссельбург, взяли под контроль исток Невы, Ленинград был лишен устойчивой связи с "Большой землёй". Единственный путь, по которому теоретически можно было перебрасывать в осажденный город подкрепления и грузы, а обратно вывозить людей, шёл через Ладожское озеро. В мирное время стокилометровый маршрут от бухты Осиновец до Новой Ладоги почти не использовался – уж больно коварны здешние воды, где часто бушуют штормы, которые нечасто бывают и на Балтике. Но другого варианта не было.
Для проведения эвакуации и снабжения Ленинграда было мобилизовано всё, что могло держаться на плаву. Среди лоханок, совершенно не предназначенных для плавания по грозному озеру-морю, была и старая речная деревянная баржа № 752. Вечером 16 сентября на ней разместили вывезенных из осаждённого города курсантов и преподавателей нескольких военно-морских училищ, семьи военнослужащих, персонал ряда госучреждений. Учёта пассажиров никто не вёл. По разным оценкам, на борту было от 1200 до 1500 человек.
Ближе к ночи буксир "Орёл" потащил перегруженное сверх всяких нормативов судно на озерную гладь. До Новой Ладоги баржа не дошла – через несколько часов начался шторм, буквально разорвавший её на части. Сотни людей оказались в воде, температура которой не превышала 7-9 градусов. Многие даже не успели выбраться из трюма. Ситуацию усугубил налёт немецких истребителей, открывших огонь из пулеметов…
В ту ночь команда маленького "Орла" спасла 216 человек, подоспевшая к месту трагедии канонерка "Селемжа" – ещё 24. Среди них почти не было женщин и детей. Немногие выжившие позже рассказывали о примерах самопожертвования, когда кое-как державшиеся за обломки курсанты и командиры из последних сил пытались спасти тонувших пассажиров и гибли сами.
Эту драматичную историю и взялся поведать зрителю Алексей Козлов. И, возможно, если не всё, то многое у него бы получилось, если бы кинематографист только ей и ограничился. Но он решил наложить на рассказ о гибели баржи № 752 бои за "Невский пятачок", втиснув сюда же любимые либералами темы сталинских репрессий и беспредела "кровавой гэбни", а также зарисовки из жизни блокадного города.
На выходе из неплохой исходной затеи получился нелепый микс "а ля-рюсс" из "Титаника", "Спасти рядового Райана" и ещё нескольких фильмов. Увы, талантами Джеймса Кэмерона, Стивена Спилберга и их коллег Козлов не обладает, а сходство с голливудскими блокбастерами (как бы от этого не открещивался сам режиссер) очевидно даже в постановке кадра и расположении камеры. Тут вам и автомобиль на палубе, как важное место действия, и играющий на тонущем судне оркестр, и привязанный злобным негодяем главный герой, заливаемый водой, и вид на штурмуемый нашими бойцами берег через немецкую амбразуру со строчащим из неё пулеметом, и сидящий в лодке посреди бескрайних водных просторов мужик с невидящим взглядом и собачонкой на руках, и многое другое, вплоть до чудесно сохранившегося артефакта в виде часов, как памяти о погибшей любви.
Из-за стремления режиссёра высказаться обо всём и сразу, в фильме возникла масса плохо связанных между собой сюжетных линий и куча персонажей, чьё существование в кадре ничем не оправдано, а действия героев приобрели немотивированный характер. Плюс к этому образовалось множество нелепостей, не в лучшем свете рисующих Красную армию, что вряд ли входило в задачи постановщика.
Вот как логически объяснить, почему рота курсантов-артиллеристов спокойно сидит в грузовиках и ждет, пока один из их товарищей не сбегает к своей девушке домой, чтобы забрать её с собой в эвакуацию? И почему одному можно, а остальным – нет, ведь у них тоже, наверняка, зазнобы есть? По-хорошему, за подобное поведение в военное время полагался трибунал, но отцы-командиры на задержку, случившуюся по вине курсанта-"мажора", чей папаша в звании каперанга руководит процессом эвакуации, закрывают глаза.
Отчасти вопросы о состоянии дисциплины в подразделении снимаются, когда показывают ротного – щуплого человечка, обряженного в висящую на ушах фуражку и форму размера на три больше, чем положено. Не удивительно, что у такого командира старшина не расстаётся с дымящейся самокруткой даже в строю.
Или вот ещё вопрос: возможен ли был в сентябре 1941-го волейбольный матч с тучей праздных гражданских зрителей на ладожской пристани, над которой в любой момент могут появиться самолёты противника? Как такое спортивно-массовое мероприятие вяжется с необходимостью тщательной маскировки важного объекта, от которого зависит судьба Ленинграда? После такого верить в драматизм происходящего уже не получается.
Вызывает недоумение и сцена, в которой флотские начальники, как заклинание повторяют, что "главное – найти путь на тот берег". Получается, что они даже не знают, где находится конечная точка маршрута, куда должна прийти (или не прийти) баржа. Так взяли бы карту, на ней Новая Ладога давно нанесена – город еще при Петре Первом построили.
Фальшиво и натянуто выглядит ключевой для сюжета эпизод с выдёргиванием главного героя из строя отправляющейся на фронт роты, его переодеванием отцом-каперангом в морскую форму и внедрением на уходящий транспорт. Мотивировка "я обещал, что на барже поплывёт мой сын" выглядит как откровенная "отмазка". Во-первых, переодетого курсанта на борту никто не знает (девушка не в счёт), так что плыл он там или не плыл, сказать потом никто не сможет. Во-вторых, идти в бой – намного опаснее, чем плыть на барже. И, в-третьих, какими бы мотивами не руководствовался папаша, а сынок его с этого момента – дезертир со всеми вытекающими отсюда печальными последствиями для обоих. В этом свете последующий рывок каперанга на утлой моторке в ладожскую даль смотрится как попытка сбежать от ответственности.
Ротный старшина, играющий важную роль в сюжете, предстаёт редкостным неадекватом, да ещё и наделенным сверхспособностями. Мало того, что он демонстрирует завидное здоровье, непрерывно куря и на бегу, и в бою, без промаха поражает врага, едва мелькнувшего в амбразуре, и топит упитанного фрица в луже с мазутом, так ещё и способен с трёхсот метров разглядеть, что вражеский "мессер" метким выстрелом из винтовки завалил его дезертир-подопечный, хотя тот переодет в морскую форму. Стоит поздравить режиссёра с созданием нового отечественного супергероя – "Старшины с самокруткой", и с нетерпением ждать выхода новой ленты о его приключениях, например, в Сталинграде в октябре 1942-го.
Не отстал от командира и главный герой, сумевший сбить два вражеских истребителя (!) двумя (!) выстрелами, произведёнными с качающейся палубы. Жаль, что на настоящей войне не было у нас таких снайперов, иначе Геринг уже через полгода остался бы без пилотов и самолетов.
Ощущение сюрреализма усугубляет демоническая фигура энквдэшника с идиотской фамилией Петручик, не снимающего перчаток, - видимо, для того, чтобы подчеркнуть свою запредельную злобность. Он сначала преследует главную героиню, разыскивая её по всей барже, но, найдя, быстро теряет к ней интерес, переключившись на грудастую оркестрантку, которую затаскивает в свой автомобиль, набитый секретными документами.
Параллельно Петручик терроризирует главного героя, по злобной гэбешной привычке стремясь установить его личность, но дело до конца не доводит, смирившись с тем, что подозрительный лже-моряк сумел вооружиться. После такого обнаружение среди перевозимых нквдэшником папок "правительства Эстонии" дела отца главной героини, осуждённого в Ленинграде и уже освобождённого, смотрится вполне естественно (а где еще ему быть?), как и ничем не мотивированное превращение ближе к концу злодея Петручика в положительного персонажа.
Но настоящая песня – это эпизод с Невским пятачком, бои на котором вообще-то начались только через три дня после гибели баржи на Ладоге. Решение командования перебросить туда роту курсантов из Осиновца, да ещё своим ходом, выглядит верхом дебилизма: ведь от точки до точки даже по прямой не меньше тридцати километров. Что никаких войск поближе нет? А если и так, то зачем надо было сначала отправлять курсантов на пристань?
Подлинным апофеозом идиотизма выглядит выступление перед изготовившимися к броску через Неву войсками представительного мужчины в форме майора госбезопасности, который орёт, что Ленинграду нужен фарватер. Услышав такое, любой должен без разговоров вязать крикуна как провокатора и вражеского шпиона – ведь Шлиссельбург, где река вытекает из Ладоги, уже неделю занят немцами. И отправить суда из Ленинграда по "очищенному фарватеру" – значит, просто подарить их гитлеровцам. Неужто Козлову никто не сказал, что наши упорно дрались за Невский пятачок потому, что так было легче всего прорвать блокаду – до позиций пытавшейся наступать с востока 54-й армии маршала Кулика оттуда всего несколько километров.
По фильму получается, что всего за сутки, - пока главный герой с девушкой и Петручиком плыли по Ладоге, - его товарищи во главе со старшиной-суперменом успели сбегать на Невский пятачок, повоевать там, сесть на катер (кто уцелел), доплыть до озера (через занятый немцами Шлиссельбург) и встретить тонущую баржу, плывя ей навстречу со стороны Новой Ладоги. И в этот географическо-исторический бред режиссер-сценарист Козлов предлагает нам верить на полном серьезе. Он же не комедию снимал, а военную драму...
В итоге так и осталось загадкой, какой смысл создатели вложили в название "Спасти Ленинград": к концу фильма все его персонажи, кроме матери главной героини, оказались далеко от осажденного города. И кто же тогда его "спасал"?
Наверное, стоит вменить в обязанность всем режиссерам перед тем, как снимать фильмы о Великой войне, сдавать экзамены по истории и географии хотя бы в объеме программы советской средней школы. Глядишь, тогда и не придется спасать наш кинематограф от полной утраты доверия зрителей. А Козлову хочется от души посоветовать вернуться к сериалам про несчастную любовь и "ментов". Это у него лучше получится.
